Нина Рязанова: «Из 15 жильцов коммуналки в блокаду выжили лишь мы с мамой»

Бабуля, расскажи про свое детство.

Я родилась в 1926 году в Вологде. Со мной и родителями еще жил сын умершей маминой сестры Алексей. Папу сослали, его судьба нам неизвестна. У мамы в Ленинграде остались брат и сестра, поэтому в1938 году мы перебрались в коммунальную квартиру на углу Лиговского проспекта и улицы Жуковского.

Где ты встретила начало войны?

Каждое лето бабушка вывозила нас, четверых внуков, в пригород: мы снимали комнату в Саблино. Когда 22 июня 1941 года Молотов объявил о вторжении Германии, мы не испугались. За год до этого закончилась финская война, которая никак не сказалась на нашей жизни, — мы думали, что и эта пройдет мимо. Но вскоре ночью обстреляли Тосно, и бабушка оперативно отвезла нас в город. Только десять лет назад мы узнали, что в оккупированных Саблино и Гатчине немцы устроили концлагеря, в которых пытали и уничтожали местных жителей.

А что тогда происходило в Ленинграде?

Начались бомбежки, и все собаки выли — обстановка была страшная. Маму, прежде медсестру в детской поликлинике, сразу же мобилизовали в госпиталь на Суворовском проспекте. Я пошла в школу на углу улиц Жуковского и Маяковского, уроки делала в бомбоубежище, но проучилась только два месяца, пока школу не разбомбили. В семье я была за хозяйку: мне доверяли ходить за хлебом по карточкам не только бабушка, дедушка, брат Леша и дядя, с которыми мы вместе зимовали, но и соседи, которые уже совсем ослабли. Однажды я возвращалась домой с авоськой, обмотанной вокруг руки, и в темной обесточенной парадной в наш хлеб вцепилась незнакомая женщина. Мы с ней стали бороться, но я свое вырвала, женщина заплакала и убежала. Знаешь, я тогда даже не почувствовала к ней злобы, ведь, может, у нее умирал ребенок. Еще помню, как все пытались достать избоину — эти остатки семян после выжимания масла, спрессованные в пластины, прежде служили кормом для коров. Немного денег нашлось бы у каждого, но на них нечего было покупать. Последние два дня декабря 1941 года я дежурила у тех мест, где выпекали хлеб. Его делали из всего, что могли найти. Например, обметали стены цехов, на которых оседала мука вместе с пылью. В итоге получалась такая корка и внутри тягучая масса бордового цвета. После тех ста двадцати пяти грамм я болела полтора месяца из-за заворота кишок. Слегла крепкой девочкой, а встала с кровати скелетом.

Но вы же чувствовали, что вас не бросят на произвол судьбы?

Мы не выключали радиоприемник: по нему сообщали сигналы воздушной тревоги, а еще о завозе растительного масла, сахара или селедки уже после начала снабжения по ладожской дороге. Во главе города стоял Андрей Жданов, но говорили, что на самом деле он сидит где-то в подвале и боится. А его заместитель Алексей Кузнецов, отправив жену и двух маленьких детей в эвакуацию, оставил с собой сына шести лет. Кузнецов активно выступал перед людьми, и мальчик был всегда с ним, чтобы все знали: если уж он везде ребенка возит и не боится, значит враг в город точно не пройдет.

Ты же работала на заводе в блокадное время.

Пока я болела, мой дядя устроился на молочный комбинат №1, и туда как раз набирали молодежь. Там надо было в том числе разгружать вагоны, поэтому мне требовалось пройти медосмотр. Врач попросила меня сесть и встать, чтобы оценить мое состояние. И вот я села на корточки, а подняться не смогла — сил не было. Доктор отвернулась, сделав вид, что не заметила. Так я стала ученицей лаборанта, попала в команду химиков. Пришлось участвовать и в чистке города. Канализация же не работала, и все человеческие отходы замерзшими горами лежали во дворах. Если бы они начали таять весной, разгорелась бы эпидемия. Поначалу я даже лопату поднять не могла, но на соевом молоке, кефире, твороге восстановилась. Потом чистила от снега железнодорожные мосты над Обводным каналом и работала на добыче торфа.

Как ты восприняла весть об окончании войны?

Для нас главным событием стало снятие блокады, означавшее, что самое тяжелое уже пережито. Мы отмечали этот праздник с толпой у Московских триумфальных ворот, от радости обнимались с незнакомыми людьми, пока по проспекту торжественно проходили партизаны из лесов Ленобласти. А по окончании войны там же маршировали воины, возвращавшиеся с Ленинградского фронта.

Расскажи про свою работу, ты же так любила ее.

В 1945 году я уволилась с завода, пошла учиться в десятый класс. Потом поступила на истфак ЛГУ, за хорошую учебу меня распределили в Городское экскурсионное бюро, в которое попадали в основном по блату. И так тридцать пять лет я водила экскурсии по Исаакиевскому собору, Летнему дворцу Петра I, Музею истории религии, Пискаревскому кладбищу и по городским маршрутам. Получилось, я всю жизнь посвятила тому, что любила больше всего, — книгам: чтобы составить каждую экскурсию, мне приходилось погружаться то во времена правления Екатерины II, то в судьбы моих современников.

Фото: Митя Ганопольский