Его музейный аттракцион «Ужасы Петербурга», где используются и мультимедийные трюки, и театральные приемы, третий год «пугает» впечатлительных туристов и школьников. Проект, за который Александер взялся, сменив около двадцати профессий, собрал лучшие творческие силы города, от писателя Синдаловского до дизайнера Бармалея.
Интервью: Юлия Гердина. Фото: Дмитрий Иванов
Не считаете свою профессию легкомысленной? Кажется, Самуил Маршак сказал, что смешить детей – дело серьезное. Индустрия развлечений не всегда приносит много денег, но работать в ней интересно всегда. Мне повезло, я знаком со многими творческими людьми и готов «украсть» их идеи.
Как вы начинали? Учился в Ленинградском институте киноинженеров, окончил аспирантуру, работал на радио «Балтика», год прожил в Америке. В Нью-Йорке был барменом, разносил пиццу, трудился на автостанциях, преподавал математику и английский в школе. Мой друг даже устроил меня в еврейский сумасшедший дом: «Дело хорошее, обязанности несложные. Тебя будут кормить, медицинскую страховку дадут». Там я отвечал за целый этаж и по выходным возил пациентов в кино и боулинг.
Как придумали музей ужасов? В Амстердаме я увидел интерактивное шоу «Темница» на тему средневековых легенд и решил адаптировать его к Петербургу. Пригласил режиссера Егора Чернова, за историческую канву отвечал писатель и фольклорист Наум Синдаловский, родственник моего близкого друга Миши Синдаловского, барабанщика из «Двух самолетов». Помогли историк Миша Лурье, дизайнер и большой выдумщик Леша Бармалей. Скоро «Ужасам Петербурга» исполняется три года. Быть может, вскоре мы поменяем это название на «Легенды и мифы Петербурга», чтобы привлекать и старшее поколение.
Сюда идут за историей или за острыми ощущениями? Кровавый дизайн и слово «ужасы» – это, конечно, пиар-ход. Музей все-таки не комната страха, где скелеты хватают посетителей за руки. Наши ужасы надо понимать как трагические и мистические события, случившиеся в Петербурге. Таинственное всегда притягивает. У нас уже несколько книг отзывов собрано. Особенно посетителям нравятся юродивый на входе, зеркальный лабиринт на выходе, буйный Раскольников с топором, Распутин, поднимающийся из гроба, и красавец аристократ Чекалинский из «Пиковой дамы», играющий в карты с публикой. Многие девушки хотят с ним сыграть на фанты.
А как влияет город на вас? Более страшного похмелья, чем в Петербурге, я не знаю. Хуже разве что на берегах Амазонки. Зимой вообще трудно поверить в то, что город живой. Он похож на полумузей-полукладбище под открытым небом. Когда художники или литераторы пишут его портрет, образ часто получается будто отраженным в темной воде. Люди здесь сходят с ума, мечутся в страшных подворотнях, мучаются, подобно героям Достоевского. В Петербурге все зыбко и расплывчато. Но ведь можно путешествовать!
Какие маршруты выбираете? Я люблю не избитые туристические места, а те, где гнездится настоящая жизнь. В Париже, например, это не Эйфелева башня, а алжирские кварталы. Впрочем, и в Петербурге это не Невский проспект, а подворотни Петроградской стороны или закоулки в районе Новой Голландии. Когда мы путешествовали по Америке с ресторатором Мишей Георгиевским, то отправились на поиски мрачных гетто. Помню, в Филадельфии спросили у прохожего: «Где тут кварталы, откуда ушел белый народ?» Он удивился, зачем туда ехать, ведь есть масса других, приятных мест для туристов, но дорогу показал.
Для вас «жизнь» и «экстрим» – синонимы? Во-первых, я часто испытываю прилив адреналина на работе, ведь бизнес – это всегда острые ощущения. Во-вторых, я аттракционщик, так что приходится кататься на огромных страшных горках. Кроме того, с мая по ноябрь езжу на мотоцикле. Могу ли я жить без адреналина, без экстрима? Могу. Однако библейский афоризм гласит: «Не ищи приключений, но и не избегай их».
У вас никогда не было желания написать автобиографию? Наверное, писать книгу здорово, но надо, чтобы кроме тебя самого и твоих подчиненных, которых ты заставишь ее прочесть, это было интересно кому-то еще. К тому же всегда существуют сомнения в своем таланте, а писательство не допускает дилетантизма. Между умением интересно рассказать о своей жизни и способностью изложить эти события и впечатления на бумаге – большой разрыв. Важно не слишком серьезно относиться к себе. Когда человек начинает думать, не пора ли написать книгу или снять о себе фильм, дела его плохи.
Какие современные ужасы могли бы войти в экспозицию? Никаких ужасов после 1917 года мы не рассматриваем. Ни революцию, ни блокаду. Все-таки у нас развлекательный проект. А вообще, было бы забавно сделать «Зиму в Петербурге».
Комментарии (0)