Вслед за Москвой Петербург обзаведется парком в центре города – жители выбрали для него название «Тучков буян». Сейчас участники конкурса проектов приступили к работе: петербургские специалисты составили для них ТЗ, которое «Собака.ru» подробно разбирала здесь. Петербуржец, известный журналист и специалист по ботанике Павел Лобков написал колонку о том, почему идеальный парк на Ватном острове должен состоять из цепи оранжерей, соединенных стеклянными тоннелями.
Местность, ограниченная набережной Малой Невы («Набережной Европы»), площадью Лихачева, Тучковым мостом и проспектом Добролюбова с новостройками конца XIX – начала XXI веков. Внутри территории будущего парка находятся памятник ленинградского модернизма стадион «Юбилейный», два современных здания бизнес-центра, рядовая постройка начала XX века. Здесь будет возведен Дворец танца Бориса Эйфмана – сочетание классического фасада и текучих стеклянных объемов. К Неве ближе к Тучковому мосту выходит фасад здания пеньковых складов времен Екатерины II.
Парк на этом месте хотели устроить дважды. Первый раз – в 1913 году, тогда предлагалось разбить на набережной регулярные сады и достроить на Добролюбова здание, симметричное пеньковым складам. Второй раз – Николаем Барановым в 1940-е. Однако вместо этого на территории парка был построен Институт прикладной химии. После того, как его снесли в начале 2010-х, на этом месте планировали строительство жилых кварталов с театром Бориса Эйфмана, потом – комплекс зданий судов. В течение десятилетий обычные горожане сюда попасть не могли.
Идея прошлого и преемственности там, где построят «Тучков буян», нивелирована. Значит теоретически здесь может появиться все, что угодно. Люди будут рады вновь обрести этот кусок города в самом его центре практически в любом качестве. Здесь может быть принята даже самая спорная концепция.
В этом месте и вокруг него мало зеленых насаждений. Ближайшие – садик на улице Блохина, сквер у Князь-Владимирского собора, Потемкинский, Летний сад и Стрелка Васильевского острова. Всюду – смешение замыслов регулярности и временных изменений. По сути это невосстановимый ландшафт, его невозможно использовать как источник вдохновения. Огромные парковки и «торт» «Юбилейного» на территории, здания, принадлежащие нескольким собственникам, тоже усложняют ситуацию. Казалось бы, очевидного выхода нет. Тем не менее, это не так.
Площадка, окруженная главным Петербургскими иконами – Петропавловской крепостью, Стрелкой Васильевского острова, Зимним дворцом, Князь-Владимирским собором – приглашает к тому, чтобы обращаться к базовым петербургским мифам. Первый: в нашем городе постоянно темно, и даже глобальное потепление этого не отменит. Второе: наш город умышленный, построенный вопреки законам природы, это до сих пор самый северный из многомиллионных городов. Третий: наш город – герой, переживший только за прошлый век революцию, репрессии, блокаду, Ленинградское дело. Здесь все происходит вопреки, а не благодаря. Наконец, наш город – не свободный, не купеческий, а государственный. Все лучшее, что было сделано здесь в плане архитектуры, было осуществлено по инициативе сверху.
Есть еще одна важная рифма. Это сама Петроградская сторона, место смелых архитектурных экспериментов эпохи индустриализации России 1890-х – 1910-х: модерн, конструктивизм Левинсона, Щуко и Ноя Троцкого, самые престижные и наглые постройки. Ботанический сад с его Большой Пальмовой оранжереей – вызов Королевским ботаническим садам Кью в Лондоне и франкфуртскому Саду Пальм. В таком контексте наглость «Юбилейного» или торговых стеклянных центров – просто еще одна глава в истории, а не нарушение ее плавного хода. Хотя о каком плавном ходе мы говорим в XX веке? Еще раз вспомним упомянутые выше петербургские мифы.
Синтезом мне представляется триумф умышленности – преодоление и болотистости, и темноты, и холода, всего, чего мы боимся и что мешает жителям покинуть свои дома и выйти в течение девяти ненастных месяцев на улицу. Город вечного солнца, цепь оранжерей, протянувшихся вдоль Малой Невы, обращенных на мрачные фасады домов на набережной Макарова, где люди не живут, а значит свет им мешать не будет. Эти оранжереи представили бы собой такой же деконструктивизм, каким является проект Эйфмановского театра с искореженными волей архитектора барочными, классическими, модерновыми или конструктивистскими фасадами, музей архитектуры Петроградской стороны, триумф гнутого стекла и арочных железных конструкций. Оранжереи погружены в дюнный песчано-болотисто-сосновый ландшафт (летнее место отдыха – лодки, пляж), реконструирующий место рождения Петербурга. Они светятся всегда, соединены друг с другом сбегающими по дюнам стеклянными переходами и тоннелями, они разверзаются в подземелье парковок стеклянными окнами, они и утоплены в глубину, и смело парят пузырями над рекой. Кафе-оранжереи, бары-оранжереи, концертные залы-оранжереи, музеи-оранжереи. Искусственный город внутри искусственного города. Наследие «жирных нулевых» – утеплить город при помощи денег. Победа власти над природой, погруженная в воссозданную среду финских хмарей и криволесья. Лес из кактусов и драконовых деревьев среди снегов и сугробов. Надо всем парит подсвеченный ринальдиевский склад-завод пеньки, в котором так уместно было бы разместить Государственный музей российской торговли.
Редакция «Собака.ru» выступает за широту взглядов и дает площадку для различных высказываний. Если вы также хотите высказаться по этой или другой важной для города теме, напишите на почту morozova@sobaka.ru.
Комментарии (0)