Прима-балерина Терешкина — феномен Мариинского театра: ей 39 лет, она на пике формы и карьеры, ее Одетта-Одиллия и Никия — эталон. Сдержанная петербургская публика боготворит Викторию, а она поддерживает молодых хореографов, готовится к премьере блокбастера «Дочь фараона» у классика Алексея Ратманского и к своему творческому вечеру на фестивале «Звезды белых ночей» 3 июля. Виктория Терешкина — лауреат премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга»-2021 в номинации «Театр».
Дочь фараона
Прима Виктория Терешкина перетанцевала весь золотой фонд Мариинского театра: от голубой классики Петипа и Баланчина до культовых модернистов Форсайта, Макгрегора и Прельжокажа. Ее тайминг расписан по минутам — самые знаковые спектакли сезона, премьеры, репетиции и главные фестивали театра, балетный слет «Мариинский» и масштабный смотр «Звезды белых ночей». Перед очередной «Мастерской молодых хореографов» Мариинского театра постановщики выстраиваются к ней в очередь — поработать с примой повезло Юрию Смекалову, Антону Пимонову и Илье Живому.
В сезоне 2021–2022 Петербург ждет новый хит от Мариинского — спектакль-реконструкция «Дочь фараона» об истории любви царской дочери Аспиччии. Восстанавливать балет XIX века пригласили самого востребованного на Западе российского хореографа Алексея Ратманского. В репертуаре Мариинского уже идут его аншлаговые «Золушка», «Конек-Горбунок» и «Анна Каренина». А сейчас Алексей, хореограф-резидент American Ballet Theatre, взялся за трехактную работу Петипа, которую отец русского балета насытил грандиозными танцами и эффектными приемами — будут и бури в пустыне, и охота на львов, и бал нимф на дне Нила. «Дочь фараона» — любимый спектакль Матильды Кшесинской, которая блистала в нем в прямом смысле слова — в бриллиантах Фаберже.
Ты уже примерила на себя роль Аспиччии?
Да! Алексей Ратманский весь май провел в Петербурге и уже поставил практически всю хореографию, максимально насыщенную танцами. Что-то он восстанавливает по архивам, а что-то сочиняет заново: большая часть хореографического текста утрачена. Уже был генеральный прогон, а скоро начнут изготавливать декорации и костюмы. «Дочь фараона» — настоящий блокбастер: приключения, интриги, фантастические видения, попытки самоубийства, драма, любовь, но в конце — хеппи-энд. В балете много работы — и балеринской, и драматической. Я очень люблю такие спектакли.
Это не первый опыт работы с Ратманским?
Впервые я столкнулась с Алексеем в 2002 году, когда он ставил в Мариинском балет «Золушка». Тогда он меня — еще артистку кордебалета — отобрал для первого состава: я танцевала партию Худышки, дочери мачехи. Позже я стала первой исполнительницей Царь-девицы в его спектакле «Конек-Горбунок». Мне очень нравится работать с Ратманским: кроме большого стиля, в его сочинениях много чувства юмора. В канун прошлогоднего карантина он перенес свой одноактный балет 2008 года «Лунный Пьеро» на сцену Мариинского — там тоже немало иронии и гротеска. Материал, кстати, непростой: надо хорошо вникнуть в вокальный цикл и атональную музыку Шенберга. Но послевкусие от балета пьянящее.
Ты любишь эксперименты?
Всегда соглашаюсь. Мечтаю, чтобы на меня поставили «тот самый» балет, который будет ассоциироваться с моим именем — как «Умирающий лебедь» — с Анной Павловой или «Кармен-сюита» — с Майей Плисецкой. Пока этого еще не случилось, но мои поиски не закончены (Улыбается.), хотя именно за балет Антона Пимонова «Скрипичный концерт № 2» на музыку Прокофьева, где я стала первой исполнительницей, мне вручили «Золотую маску».
Детство
Виктория Терешкина родилась в Красноярске — в сердце Восточной Сибири, на берегах великого Енисея, среди гор и вековых сосен. Родители, мастера спорта по акробатике, разглядев в раннем детстве данные Вики, — пропорции, длинные ноги и гибкость, — отдали девочку в гимнастику. Но папа будущей примы, руководитель собственной джаз-компании «Свободный балет Валерия Терешкина», мечтал для дочери о профессии балерины. Виктории, собиравшей в коллекцию первые пьедесталы и золотое чемпионство на спортивных соревнованиях, уходить в Красноярское хореографическое училище не хотелось. И напрасно! Там ее ждало приглашение в лучшую балетную академию мира — имени Вагановой.
Почему ты не хотела уходить из гимнастики в танцы?
Боялась неизвестности. Но папа считал, что гимнастика, в отличие от балета, не даст профессию. А мне не хотелось менять коллектив и привычную обстановку. Тогда родители решили пойти на хитрость — сказали, что меня не примут. Взяли на слабо! Вот я и поступила. (Смеется.) Сначала было очень скучно: мы часами медленно делали одни и те же балетные элементы, и я успевала разглядеть все трещины на стенах, покрытых синей краской. А когда нас впервые выпустили на сцену — это был восторг, не сравнимый ни с какой гимнастикой!
Ты побеждала на соревнованиях и конкурсах из-за своей природной данности?
Только природы недостаточно. Моей целью всегда было быть первой, хотя мне это и не внушали — просто такой характер. Но сказать что было тяжело, — ничего не сказать. Я сутками пропадала на тренировках и репетициях, где на нас все время кричали, били руками, кидались стульями. Вместо каникул у меня были сборы, вместо лета — спортивный зал. Тренеры и педагоги удивлялись, как я выдерживаю. А вспомнить дорогу зимой до хореографического училища — это был кошмар! Мы с мамой добирались больше часа на автобусе в жуткой давке: толпа меня сжимала, поднимала, и я ехала буквально на весу. Другой жизни я не знала, иначе точно захотелось бы все бросить.
Умение преодолевать у тебя от мамы?
Думаю, да. Нам было совсем не просто в 1990-х. Мы жили очень скромно. Папа в то время создавал свой танцевальный коллектив, а мама, несмотря на высшее педагогическое образование, работала на нескольких работах, чтобы воспитывать меня и старшего брата. Кем она только не была! И вела аэробику, и давала уроки детям, а однажды летом даже продавала на улице мороженое с лотка. До сих пор не понимаю, откуда в этой маленькой женщине — у мамы рост 155 см — было столько воли!
Ты говорила родителям, что тебе тяжело?
Никогда. Только бабушке, которая пыталась уговорить маму, чтобы та меня забрала из хореографического, но она стояла на своем. К слову, я ей очень благодарна за ее настойчивость: ведь в результате без этого всего не было бы никакой примы. (Улыбается.)
Прима
Ректор Академии Вагановой заметил Викторию Терешкину, когда ей было 14 лет, на конкурсе Vaganova-Prix и сразу пригласил учиться в Петербурге. Но переехать она отважилась только в 16 — и риск того стоил: блестяще закончив Академию и преодолев работу в кордебалете Мариинского театра, Виктория в 20 лет вытащила свой выигрышный билет — роль Одетты-Одиллии в балете «Лебединое озеро», к которой балерины идут годами. Дальнейшее — история. Портфолио Терешкиной стремительно пополнялось партиями мечты — от Раймонды до Китри: они и привели Викторию к званию примы в 24 года. Большой театр ревностно следил за успехами юной звезды из Петербурга и пытался ее забукировать два раза, но безуспешно.
Почему ты не сразу переехала в Петербург?
Мой педагог в Красноярске очень хотела, чтобы ее ученица оказалась в Академии Вагановой. Это была бы ее профессиональная гордость. Но меня пугала перспектива оторваться от дома — слово «интернат» повергало в жуткое уныние. Удивительно, но когда я все-таки переехала, я очень быстро привыкла, а уже на первых каникулах скучала дома по Петербургу, по одноклассницам, с которыми мы сдружились, по булочной на Пяти Углах, где я покупала вафли «Мишутка», по интернату на улице Правды. (Улыбается.)
Когда ты оказалась в Мариинском, у тебя был план, как двигаться к званию примы?
Да что ты! Я даже не мечтала об этом! Мы пришли в театр после Академии, а там среди звезд — Диана Вишнева, Светлана Захарова, Ульяна Лопаткина, Фарух Рузиматов. И все — в самом расцвете. Недосягаемым было выйти в небольшом соло в «Дон Кихоте». Но практически сразу я почувствовала, что руководство за мной пристально следит. После спектакля наш художественный руководитель Махар Вазиев говорил: «Терешкина, останься» — и оттачивал со мной балетные па. Расписание было таким: утром — класс, днем — кордебалетная работа, вечером — спектакли, поздним вечером — дополнительные репетиции соло.
Было тяжело?
Физически — очень. Да и морально: иногда после выступления мне устраивали серьезный разнос. И хотя временами меня посещало отчаяние, на самом деле этот разнос означал только одно — большую заинтересованность во мне как в балерине. И я работала на износ: казалось, что я в мясорубке, которая в итоге стоила мне травмы колена. Был риск вообще никогда не выйти на сцену. Мне повезло с врачом, но надо было вытерпеть три недели в гипсе, а потом — четыре месяца реабилитации. Поправившись, я сразу начала готовить главную партию в балете «Раймонда» и быстро стала набирать репертуар.
Чувствовала зависть в свой адрес, когда стала примой?
Я научилась не обращать на это внимания. Как-то во время спектакля по сцене пробежала черная кошка, а однажды из зала прилетела огромная бабочка и села на меня, когда я танцевала. Можно бесконечно думать о том, что кто-то выпустил их специально, чтобы я упала, но это отвлекает от работы. (Улыбается.) Сама же я еще в детстве научилась справляться с чувством зависти: успехи окружающих я всегда воспринимала как урок — а что я должна сделать, чтобы выступить хотя бы так же?
Тебя не тянула сцена Большого? Почему?
Для меня было невозможным оставить Мариинский и Петербург. Когда меня звали в Большой театр во второй раз, мы сидели с моим мужем на кухне и он меня уговаривал попробовать в Москве, а я плакала — так мне не хотелось принимать это приглашение. И я очень благодарна Артему за понимание, ведь тогда он был солистом Большого, но в результате вернулся в Петербург.
Семья
С мужем Артемом Шпилевским Виктория Терешкина познакомилась на балетном гала в Японии, хотя их пути могли пересечься раньше: оба они учились в Академии, только Артем на несколько классов старше. Уехав из Петербурга, Шпилевский сначала стал ведущим солистом Театра Сеула и Государственного балета Берлина, а потом — и Большого. Несколько лет пара жила на два города: она — в Петербурге, он — в Москве. Но любовь заставила его вернуться в родной город, где у пары родилась дочь Милада.
Дочь будет балериной?
Думаю, придется отдать на танцы, уж очень хорошие природные данные. Хотя пару лет назад я думала, нам удастся этого избежать: все-таки профессия очень трудная — и физически, и морально. Но, видно, никуда не деться.(Смеется.) Пока Милада занимается гимнастикой — три раза в неделю, как положено.
Как ты на пике карьеры в 31 год отважилась сделать паузу и родить ребенка?
На самом деле к тому времени не было страхов, как в советское время: пионерами в таком выборе уже были примы Ульяна Лопаткина и Ирма Ниорадзе. Я всегда знала, что дает семья и мама, мне было важно реализовать себя в этом.
И форму не боялась потерять?
Конечно боялась! Не буду обманывать, тем более, что я пропустила в театре целый год. Но когда я еще была на восьмом месяце, мне начали звонить из Мариинского, чтобы поставить меня в спектакли практически сразу после рождения ребенка. Я еще отвоевывала три месяца на декретный отпуск! Стало понятно — в форму все равно придется войти, и быстро. (Смеется.) Правда, первое время после выхода из декрета в антрактах я бежала в гримерку не для смены костюма, а для того, чтобы поскорее накормить Миладу (Смеется.), — Артем приносил ее в театр.
Артем — человек балетный, возглавляет филиал Московской хореографической академии в Калининграде. Критикует?
Бывает. (Улыбается.) Однажды сказал, что кроме него мне никто не откроет правды, пришло ли время завершить карьеру. Для меня его мнение бесценно. Пока Артем считает, что я на своем эмоциональном и техническом пике.
Народная
В 2018 году Виктории Терешкиной присвоили звание народной артистки России. Кандидатуру согласовали восемь деятелей культуры, в том числе ректор Академии Вагановой Николай Цискаридзе. Билеты на спектакли, в которых выступает Терешкина, раскупаются в мгновение ока, ее обожают зрители, хореографы и артисты. Премьеры — от Кимина Кима до Владимира Шклярова — мечтают о дуэтах с ней. Но при этом Виктория крайне редко дает интервью, а аккаунт в Инстаграме держит закрытым — среди подписчиков только самые близкие.
Ты когда-нибудь откроешь свой аккаунт для всех?
Пока не планирую. Я его сначала даже заводить не хотела, но друзья рассказывали, что меня много отмечают в постах и сторис, и стало любопытно посмотреть, а для этого нужно было зарегистрироваться. Потом я долго ничего не публиковала, хотя нет, помню первую фотографию: сидела в гримерке в костюме Машеньки из балета «Щелкунчик» и сделала селфи. Но открывать аккаунт не хочу: в нем очень много моего личного.
Солисты Мариинского говорят, что ты редкая прима, которая в работе много думает о танцовщике.
Мне нравится, когда на сцене комфортно всем — тогда зрителям передается непринужденность и легкость танца. Помню, как Ксандер Париш нервничал перед дебютом в балете «Ромео и Джульетта», — я к нему подошла и сказала: “Just have fun”, и он отпустил себя. Или взять Кимина, который, приехав из Кореи, все время грустил по дому — я нашла для него ресторан корейской кухни, чтобы поддержать его. У классических танцовщиков нелегкая работа: им надо и танцевать, и нас, балерин, носить в сложных поддержках, и капризы еще терпеть. Мне их так всегда жаль. (Смеется.) Даже моего давнего партнера Володю Шклярова, который, уезжая в Мюнхен несколько лет назад, не сказал мне о переезде, чем очень обидел меня, пришлось простить. (Смеется.)
Что изменилось, когда тебе дали звание народной артистки?
Кроме того, что стало еще больше ответственности перед сценой и зрителями, — ничего. (Смеется.) Мне часто ставят в упрек, что я не веду себя как положено приме или народной артистке. Говорят: надо отстраняться, держать дистанцию, пользоваться привилегиями, выбирая спектакли и партнеров. Но это все не мое. Кто-то даже удивляется, почему я общаюсь с ребятами из кордебалета, хотя они такие трудяги, и я их очень уважаю. Мне приятнее быть частью команды и добиваться результата каждый день своими силами. Даже не могу представить ситуацию, что мне дали партию из-за моего положения в труппе, а не из-за того, что я могу ее исполнить.
У тебя давно несгораемый статус примы, который уже никуда не денется. Но такое впечатление, что ты все равно продолжаешь его доказывать.
Да! На каждой репетиции я понимаю, что я должна пройти или станцевать именно так, как прима. Любой спектакль — это экзамен. Сейчас мы готовим балет «Дочь фараона». На него выписано много молодых прекрасных балерин, и я ни на минуту не расслабляюсь, потому что хореограф может выбрать кого угодно. Но все это здоровая конкуренция, которая поддерживает и дает огня.
В этом году ты отмечаешь двадцатилетие работы в Мариинском. Подводишь итоги?
Жизненные. (Улыбается.) У меня всегда было много страхов и комплексов, даже мой перфекционизм — это результат заниженной самооценки. Я научилась справляться со всем этим. На меня еще не поставили балет, который будет ассоциироваться с моим именем, но каждая новая работа может стать именно «той самой». Раньше меня пугал возраст, потому что мы выходим на пенсию в 38, но 31 мая мне исполнилось 39, и я считаю — мое время только начинается. Вот такие итоги — пока промежуточные. (Улыбается.)
Текст: Ольга Угарова
Фото: Данил Ярощук
Стиль: Эльмира Тулебаева
Визаж и волосы: Оля Змеюка
Свет: Максим Самсонов, Skypoint
«Собака.ru»
благодарит за поддержку партнеров премии
«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»:
старейший универмаг Петербурга и главный department store города
и
Комментарии (0)