В издательстве «Городец» вышла книга Андрея Геласимова (автор «Тотального диктанта» 2020 года!) о русском рэпе «Чистый кайф». На ее обложке – Василий Вакуленко (Баста, Ноггано), но, строго говоря, это все же роман, основанный на реальных фактах, а не биография музыканта в стиле ЖЗЛ. Поэтому героя зовут Толя, а его альтер эго, от имени которых он зачитывает панчи, – Бустер и Пистолетто. Почти до степени смешения, но все-таки по-другому. «Собака.ru» публикует отрывок из книги, в котором чередуются два временных пласта: юность лирического героя в Ростове-на-Дону и условная современность.
Май 1996, Ростов-на-Дону
Короче, в подъезд мой товарищ капитан вошел с подстреленным Бустером — и даже не с Бустером, а с Бустером Хрю, потому что в комнате у меня круглый год был настоящий свинарник, — но вот на площадку нашего этажа он поднялся уже с комментатором Пистолетто. Во всей его, сука, красе. И красавчик Пистолетто готов был все откомментировать. Мутация ломанула быстрее, чем у сэнсэя Хамато Йоши, когда он превратился в могучую и мудрую крысу по имени Сплинтер. И никаких мутагенов не понадобилось. Жаль только, что товарищ капитан не стал черепашкой-ниндзя. Так бы мы вообще зажгли.
Хотя и без этого получилось нехило. Пистолетто умный, Пистолетто все грамотно изложил. Разложил как в магазине по полочкам. Начал тонко, сделал тактический заход. Рассказал про белый «мерс», из-за которого на районе уже не одного крутого пацана положили. Потому что какому решале не захочется решать свои вопросы в такой тачке? Ясно же — всем захочется. Вот и везут на кладбище этих решал одного за другим. А на «мерсе» дырки латают. Но тачила от этого еще круче в цене. Хочешь уважения на районе — поимей белый «мерс». Вот и носится смерть по Ростову — белая, красивая, как океанский пароход. Сядь в нее — и умчит, куда белый кит не уносил капитана Ахава. При этом среди пацанов помельче тоже волнение. Стволов пока нет, чтобы принять участие, но на минутку присесть хотя бы в это белое чудо желание сильное имеется.
И Пистолетто присел.
Потому что вся компания — и Жора, и Банкок, и даже Купэ — в один голос кричала, будто у «мерса» имеется особая сила. Кунг-фу, может, и не овладеешь, но попроще задачи вполне могут решиться. Лавэшка, к примеру, валом пойдет. Или недотрога Полина из музыкалки даст наконец.
Кричать-то они кричали, но присесть в «мерс» у них, сука, яиц не хватило. А Пистолетто — крутой. Пистолетто надо думать о своем положении. И о Полине. Поскольку кто Полину завалит, у того на районе особый статус. Отсюда и возникло движение. Отсюда и пошел замес.
Пистолетто утречком вышел прогуляться, потому что он заботится о своем здоровье, — и гля, что у нас тут стоит. Прямо у пивной палатки. Как ни в чем не бывало. Как будто оно так и надо. Правильно — это ростовский Моби Дик. Белый кит Рабочего городка. А в нем у нас кто? А в нем у нас никого. Экипаж покинул судно по своим срочным экипажным делам. Ну и на здоровье. Нам надо-то всего пять минут. Нам даже четыре хватит.
Пистолетто тянет за ручку — и шо? Задняя дверь открывается. Прямо как в сказке про ту девчушку, которой дали погонять тыкву заместо кареты, а до этого случая масть ей совсем не шла. Пистолетто садится на роскошную кожу. Пистолетто вдыхает запах правильной жизни. Пистолетто доволен. Сейчас он зарядится нужной энергией, как те банки с водой, что заряжает из телевизора добрый доктор Алан Чумак. И тогда — держись, Полина.
Но что мы имеем вместо хорошей и полезной энергии? Двух симпатичных крепких братков, залитых в тугой «Адидас». И по их виду понятно, что Пистолетто на заднем сиденье в их планы не входит. У них другие задумки.
Они садятся в «мерс» и начинают тереть за какие-то стрелки. Им надо проехать через пост ГАИ, при этом не спалиться со стволами. Пистолетто лежит на полу, покрытом отличным немецким ковриком, и хладнокровно прикидывает свои шансы. Пистолетто умный. Его так просто не возьмешь.
— Братва, — говорит он, появляясь у них за спиной. — Не надо так напрягаться. Пистолетто поможет вам с «плетками». Он пронесет их мимо поста через лес.
Братки слегка бьют Пистолетто, перегибаясь через спинки своих сидений, но это не суть. Главное, что они находят его мысль интересной. И вот Пистолетто мчит в белом «мерсе». И это вовсе не та прокачанная тыква, которая в самый важный момент окажется вдруг голимым бутором. Это гордость немецкого автопрома и всего Рабочего городка. Пистолетто наливается положительными флюидами, как тот сочный фингал, что сияет у него под глазом.
За полкилометра до поста братва высаживает его. С двумя стволами в большом, как портфель, царском барсетосе Пистолетто пробирается через лесополосу. Все идет по плану.
Но вдруг какие-то мрази на убитой «шестерке» вылетают из-за кустов и таранят Пистолетто, как тот бык — несчастного матадора. Пистолетто расстроен. Мрази свалили. Он даже не может ни в кого пострелять. Ему плохо. Лесополоса куда-то плывет. Но Пистолетто — ровный пацан. Он должен дойти по-любому. Даже если не соображает совсем ничего. Пистолетто теперь боксер, которому прилетело. Как наковальней долбанули по тыкве. Не той тыкве, что прокачали для девчушки-лузера, а той, что у Пистолетто обычно работает как часы. Но сейчас почти не работает. Еле-еле соображает. И все же Пистолетто идет.
Он выходит на пост ГАИ, где менты вовсю шмонают братву на «мерсе». Братки делают ему сигналы бровями, что он, мол, напрасно сюда пришел. Но тыква у Пистолетто теперь совсем плохая. Он улыбается. Он доволен, что нашел своих.
Ментам не нравится внешний вид Пистолетто. Им кажется — он вот-вот помрет. А у себя на посту им жмура не надо. Никто не хочет такой геморрой. Они вызывают «скорую» — пусть лучше двинет кони у них. Врачи забирают Пистолетто. Братва с тоской смотрит на свой барсетос.
Но «скорая» тоже, оказывается, непростая. Никто ее, конечно, как тыкву, не заколдовал, однако шмали в салон напихали достаточно. То есть она только выглядит как «скорая». Ну, пациентов иногда везет для прикрытия. А так — служит средством наживы для главного врача и его поделов. Время-то сложное. Кризис в стране.
И в этот раз, видимо, много везли. Потому что через два или три километра из леса выскакивает та самая убитая «шестерка». А в ней те самые мрази. И хотят они то, что везут алчные медработники. Но на борту — Пистолетто с барсетосом братвы. И у него свои вопросы к мразям.
«Шестерка» начинает прижимать «скорую» к обочине. Мрази показывают в окошко стволы. Медицина перепугалась и готова отдать товар. Но Пистолетто — ровный пацанчик. Он вынимает обе «плетки» из барсетоса и просит доктора приоткрыть заднюю дверь.
— Только не сильно открывай. А то у меня голова кружится.
И как залудил с обеих рук в лобовуху.
«Шестерку» кидает влево, потом вправо. Потом они начинают шмалять в ответ. Пистолетто лупит, пока не кончаются обе обоймы, и тут прямо позади «шестерки» как белое чудо всплывает «мерс». Волны от него раскачивают «жигуль». Тот болтается из стороны в сторону на этих волнах как щепка. Мрази тушуются, машина им очень знакома. К тому же они не в курсе, что братва без стволов. «Шестерка» ныряет в кусты. Пистолетто опять доволен. А простреленное плечо — это ерунда. Заживет как на собаке.
Пока я все это излагал, отец по-тихому свалил на кухню. Ему были непонятны наши с Бабулей приколы. Он не врубался ни в рэп, ни в придуманных людей. Но Николаевна заценила мой фристайл. Причем настолько, что правда ее уже не волновала.
— Запишешь все это? — спросила она, когда я выдохнул «раунд» и замолчал.
— Конечно, Ба. Только поесть дай. Блинчиков охота.
***
Ноябрь 2016, Дортмунд
Юля позвонила, когда объявили посадку на рейс.
— Ты знаешь, я все посчитала, — сказала она. — Получилось четыре.
Официант мельком глянул на мою озадаченную рожу и тут же поставил свою тарелочку с деньгами на место. — Нет, нет, забирайте, — кивнул я ему. — Что четыре?
— Четыре дня. За этот месяц ты провел дома целых четыре дня. Это рекорд.
— Слушай, тут на посадку зовут. Давай утром переговорим. Я прилечу, выспимся — и поговорим… Ну, или не поговорим. Просто забудем об этом.
— Даже когда у твоих музыкантов выходной, ты все равно сидишь на студии.
— Родная, ну вот сейчас реально некогда.
Я шел уже к выходу на посадку. У стойки толпились маленькие пожилые китайцы в ярких панамах. На хрена им панамы, когда на дворе почти зима, — это была китайская военная тайна.
— Тебе всегда некогда. Дети и вправду скоро будут узнавать тебя только по аватарке в вацапе. — Слушала наш разговор с Лизой?
— Нет. Она после твоего звонка пришла ко мне в спальню. Очень грустная, между прочим. Никак не могла уснуть.
— А сейчас?
— Сейчас спит.
— Ну и ты ложись. Я к утру буду.
Девушка за стойкой взяла мой посадочный, ловко оторвала корешок и пожелала счастливого пути. В трубе к самолету плотной стеной стояли китайцы.
— Ну что, братва? — сказал я им. — Поехали заселим Россию?
Настроение хотел слегонца подправить. А то приуныл что-то. Они заулыбались, вежливо закивали, откуда-то спереди донеслась русская речь: «Толя — красавчик!»
Слава Богу, не одни китайцы в Москву летели. На экране телефона беззвучно засветилось: «Митя».
— Я успел, всё в поряде. Не могу сейчас говорить. Китайские шпионы кругом.
— Толян, у нас тут это… Майкла в полицию увезли.
— Да ты гонишь! За что?! Я остановился, не дойдя метров пяти до распахнутого самолетного люка.
— Тот чувак кони двинул. — Какой чувак? При чем здесь Майкл?!
— Чувак, который на сцену запрыгнул в самом конце. Майкл его прижал немного, пока вниз тащил, ну и тот, короче, помер.
— Блин!
— Может, инфаркт… Или еще что. Ты, в общем, лети домой — мы разберемся.
— Да какой лети! Я развернулся и ломанул против течения к выходу. Китайцы только успевали отскакивать.
***
По жизни иногда задумываешься о странных вещах. Причем в самый неподходящий момент. Я возвращался на такси из аэропорта и пытался вспомнить лицо этого заскочившего на сцену немца. Какой он был? Молодой? Старый? На фига его понесло через ограждения? Скорее, все-таки молодой. Старик на сцену не прыгнет.
Под мелькание уличных огней за окном припомнил своих покойничков — тех, кто ушел рано. Не дотянул, не долетел, не допел. К тридцатничку я уже многих подрастерял. Они одно время как сговорились. Чуть не в стаю собрались и двинули куда-то в теплые края. Так-то понятно, конечно, почему это происходит, только жалко, что рано. Работает человек, живет, копошится чего-то, результатов ждет, но насчет плодов зрелого возраста ему говорят — извини, обломись. Урожай вроде поспел, и всё собрали, столы даже накрыли для всех, а вот этих не приглашают. Вам, говорят, на выход.
А хочется ведь всегда пожить. Не завтра, не еще пару дней, не годок — всегда. И желание это кто оспорит?
Желания…
Откуда они вообще берутся? Кто их мутит? Зачем направляет сюда?
Откуда ребенок знает, что на руках ему лучше? Почему он орет, когда его кладут обратно в кровать? Почему нам хочется вечеринок, выпивки, симпатичных людей? Почему нам хочется «Эскалейд»? Кто нам это сказал? Отчего внутри все поет, когда тебе улыбается красотка? Что за фигня? Как это все устроено? Может, вся хитрость в той ломке, которая прижимает, если ты не получаешь желаемого? Может, мы заранее предчувствуем этот кумар? И пытаемся всеми силами избежать его. А в результате — бесконечная гонка за недостижимым.
Сука, как белочки в колесе.
А иногда бывают такие желания, что лучше про них вообще сопеть в тряпочку. Я как-то проговорился с утра на студии:
— В понедельник, — говорю, — очень хочется кого-нибудь убить.
А Майкл такой, ни на секунду не задумавшись:
— Мне всегда хочется кого-нибудь убить. Не только в понедельник.
Ну что тут скажешь? Главное — себе не врет. Как не любить такого? То есть Майкл хотел не «Кадиллак Эскалейд», не вечеринок, не выпивки, не симпатичных людей. Он хотел убить кого-нибудь.
И, по ходу, у него это опять получилось. Первым человеком, которого я увидел, войдя в полицейский участок, оказалась Майка. Она сидела в тесном коридорчике и смотрела на меня с таким видом, будто с самого начала знала, чем должен был кончиться мой концерт.
— Прикинь, — сказал я и развел руками. — Вот такая байда… Рейс даже пришлось пропустить.
— Толя, — покачала она головой.
— С тобой по-другому и не бывает. У меня этот клуб больше десяти лет. И пока ты не приехал, все было нормально. Даже профессиональные бойцы с тяжелыми травмами выживали. Но стоило тебе появиться — у меня на балансе труп. Полиция теперь всю печень выест.
— Я, вообще-то, не напрашивался у тебя выступать. Я даже не знал…
— Что я жива? — закончила за меня Майка. — Ну, уж прости.
Она скрестила на груди руки и отвернулась к серой стене. Из соседнего кабинета вышел Митя. Он хотел что-то сказать, но потом понял по нашим рожам — лучше не надо.
— Весь вечер про тебя думаю, — сказал я, когда он скрылся за дверью, ведущей на улицу. — Ростов вспоминаю.
— А я забыла, — сказала она и посмотрела так, будто ствол на меня навела.
О том, что не позвонил домой, я спохватился гораздо позже. Юля все еще ждала меня с самолета. Или не ждала — не знаю. Может, уже спала. В любом случае я не летел. И об этом надо было сообщить. Звонить я не стал — не хотел будить ее. Решил обойтись вацапом.
«Папа, я придумала тебе новое имя!» Стоило вынуть телефон, и полицейский, сидевший за стеклом в конце тесного коридорчика, погрозил мне пальцем. Я такого не видел уже лет тридцать. Разные бывали угрозы, но вот с этими закончилось лет, наверное, в семь. Тем не менее, сработало.
— На улицу выйду, — сказал я Мите, который дремал на соседнем стуле.
«Юля, сегодня не прилечу. У нас тут серьезный косяк. Утром позвоню, все расскажу».
Она не была в сети, когда я начал набирать текст. Однако стоило его отправить, как под ним засветились две синие галочки. Не спала.
— Как не прилетишь? Ты чего? — у нее в голосе действительно никаких следов сна.
— По телефону не могу. Ты почему не спишь?
— Не знаю… Как-то тревожно… Слушай, ты детям обещал. Они тебя утром ждут. Сюрприз приготовили.
— Сюрприз? Какой?
Она помолчала, потом вздохнула:
— Теперь уже неважно.
— Да ладно тебе. Ну, расскажи.
— Обойдешься.
Она отключилась, а я еще с минуту стоял на крыльце полицейского участка, не убирая телефон в карман. Убрал, когда вышел сонный Митя.
— Короче, сказали, что задерживают на двое суток. До выяснения.
— Вскрытия будут ждать?
— Типа того. Обвинение в убийстве пока не предъявляют.
Я хлопнул его по плечу:
— Ладно, погнали в гостишку. На ментов смотреть уже не могу.
Комментарии (0)