Как «Сеансу» удается быть лучшим журналом о кино в России? Рассказывает фандрайзер Валентина Крупник

Как устроен журнал «Сеанс» и чем в нем занимаетесь вы?

«Сеанс» — это изначально организм, в котором одновременно и голова, и сердце, и душа Любовь Юрьевна Аркус — бессменный властитель дум, идеолог и вдохновитель. Тем не менее сейчас в издательстве процессы уверенно выстроились в горизонтальную структуру, где каждый отвечает за свое направление: Василий Степанов — за сайт и журнал, Петр Лезников — за книжное издательство, Арина Журавлева — за дизайн и визуальный концепт, Ирина Штрих — за фото- и видеоизображения. У этого организма, конечно, есть и другие органы, например, авторы, которые пишут статьи по теме номера. Быть автором «Сеанса» очень почетно, я бы сказала, что в сфере кино это просто Байконур. И есть люди вроде меня, которые стараются помочь всем, чем возможно. Поскольку у меня был продолжительный опыт работы и общения с административными структурами, то я пытаюсь отслеживать и получать гранты как на городском, так и на федеральном уровне. В журнале нет рекламы, поэтому финансово часто приходится сложно.

Конечно: каждый номер — коллекционный, суперкачественная печать в Риге, дорогая бумага, вырубки золотом на обложках. Как он вообще выживает?

«Сеансу» помогает подписка — ее запустили два года назад. Стать частью проекта может каждый, оформив ее на сайте seance.ru, — раз в квартал вам домой будет приходить новый выпуск журнала. Конечно, огромное спасибо неравнодушным понимающим людям. До карантина нас активно поддерживал Роман Абрамович. Всегда рядом продюсеры Сергей Сельянов и Александр Голутва, Федор Бондарчук и Авдотья Смирнова,

Марина Фокина и замминистра культуры Алла Манилова. К счастью, новый глава Комитета по печати Владимир Рябовол достаточно прогрессивен для того, чтобы понять уникальность «Сеанса». С государственными органами сложно, необходимы навыки разговора на их языке, только в этом случае тебя услышат. И что лукавить, работает не репутация места, откуда ты пришел, а имя человека, который тебя порекомендовал. По знакомству тебя примут совсем с другим лицом. Раньше многие вопросы государственная машина решала и разрешала сама, помогала повсеместно, а теперь во всем необходимо разбираться самостоятельно.

Первый «Сеанс» вышел тиражом 50 000 экземпляров, еще действовали советские системы распространения, но уже через год СССР рухнул, и журнал отправился в свободное плавание. Недавно Любовь Аркус написала в своем фейсбуке, что издательство переживает не лучшие времена, и объявила о запуске новой книжной серии. Это будет краудфандинг?

Нет, новую серию «Лица» издаем мы сами. Только что напечатан дебют Зинаиды Пронченко «Ален Делон». Планируем выпускать по две книги в месяц, на очереди Ларс фон Триер, Роми Шнайдер, Джон Кассаветис, Вуди Аллен. Еще в этом году выйдет книга Андрея Плахова о Висконти и «Книга образов» Жан-Люка Годара. Что касается краудфандинга, то так был издан «Расторгуев» — сбор на эту книгу Любовь Аркус как раз объявляла в соцсетях. Пока мы не будем возвращаться к этой форме, попробуем своими силами. Если книги будут хорошо продаваться — справимся. Еще один из важнейших релизов последнего времени — «Герман». К этому эпическому труду о самом значительном «ленфильмовском» авторе редакция «Сеанса» шла много лет.

Есть ощущение, что система, сложившаяся вокруг «Сеанса», несколько герметичная. Нет ли задачи расшириться?

Журнал был задуман как профессиональное издание о кино, но уже с первого номера редакция не мыслила кинематографических штудий вне контекста, вне пространства и времени, в которых кино и журнал создавались. Невозможен «Сеанс» и вне строгой черно-белой формы, которая пережила и журнальный глянцевый бум девяностых, и новые веяния нулевых, и крах бумажных изданий десятых. Из научного подполья «Сеанс» вышел, когда завершилось «малокартинье» 1990‑х. В начале десятых годов «Сеанс» стал и киностудией. Самый известный проект — фильм Любови Аркус «Антон тут рядом», мировая премьера которого состоялась на Венецианском фестивале. В десятые годы пришло новое поколение авторов и открылась наша сетевая энциклопедия советского кино «Чапаев». «Сеанс» изначально позиционировал себя как черно-белый тугодум для умников. Вместе с тем, тираж книги Сергея Добротворского — сборника его статей, с которых, собственно, «Сеанс» и начался, переиздается уже в третий раз. Осилить этот труд рядовому читателю не кажется сплошным удовольствием. Но, к счастью, оказалось, что и такая литература может стать востребованной. И не только для избранных.

Я, кстати, с большим удовольствием эту книгу прочла. Качество текстов мне все время напоминает, что «Сеанс» не синефильский, а литературный журнал.

Да, это прежде всего очень хорошая литература, умноженная на энциклопедические знания о кино. Лев Яковлевич Лурье однажды очень точно сказал: «Петербург — вполне провинциальный город, хоть и пятимиллионный. Можно, конечно, сотрясать воздух Эрмитажем, Публичной библиотекой и двумя сценами Мариинки, но столичности ему придают иногда игры “Зенита” и всегда — новый выпуск журнала “Сеанс”».

А как вы оказались включены в орбиту журнала?

Это история и про перемену участи и про «невозможное возможно». После защиты диссертации на экономическом факультете СПбГУ (не по призванию, разумеется, — хотелось порадовать бабушку с дедушкой), шесть лет протрубила в Комитете по управлению городским имуществом, а затем в топливно-

энергетическом комплексе. Тогда в Смольном при Валентине Ивановне Матвиенко был звездный состав, чиновники были очень яркие и в профессиональном плане можно было поднабраться и опыта и идей. Они даже выглядели сногсшибательно! Мы много учились, ездили по международным выставкам, КУГИ был полон рабочего и потому прогрессивного движения. График был плотный, напряженный, но в какой-то момент захотелось сойти с этого забега. Родился первый ребенок, я была беременна вторым, и меня всеподтачивала какая-то мысль о неясном поиске, лично для себя. Как сказала моя любимая Зинаида Сергеевна Пронченко: ждала, пока откроется дорога если не к храму, так к чему-то путному. Сначала забрезжило искусствоведение, но к чему себя обманывать — тонкости хиазм в скульптуре и вохрение в живописи даются скорее с сопением, от легкого дыхания далеко. Мучительно перебирала то, от чего сердце все же бьется чаще. И помню, куда-то спешила, собиралась выходить из дома, а по телевизору шел фильм «Летят журавли» Михаила Калатозова. Я обратилась в соляной столп и пока не досмотрела до конца, так и не пошевелилась, тогда еще не понимая, что означает операторская работа Сергея Урусевского. Но момент стал поворотным: что-то сломалось и не так срослось. Уже навсегда.

А дальше?

А дальше, как это бывает с истинно подлинным в жизни — все совпало. Любовь Аркус набирала первый (и единственный) курс в Университете кино и телевидения. Я написала вступительные работы: эссе по зарубежному и русскому фильмам. Выбрала «На последнем дыхании» Годара и «Летят журавли», а затем нужно было пройти собеседование. Ну я пришла — тридцать лет, еще и беременная. Комиссия состояла из Любови Юрьевны и Елены Николаевны Грачевой (литературовед, преподаватель классической гимназии №610, соосновательница фонда AdVita. — Прим. ред.). Они посмотрели на меня соответственно положению: они — своему,а я в ответ — своему. Спрашивают: «А не слышали ли вы хоть что-нибудь про Дрейфуса?» Тогда еще не было фильма Полански («Офицер и шпион». — Прим. ред.) и дело это было вовсе не на слуху. А я ребенком прочла трилогию Александры Бруштейн «Дорога уходит в даль…», и в ней был эпизод, где описывался суд над Альфредом Дрейфусом. Я, потупясь, из себя это выжала, больше-то было и нечего. И Любовь Юрьевна уже по-другому сверкнула: «Да ладно! Вы читали эту книгу? Мы вас берем!» Оказалось, что это одно из ее любимейших произведений. Представляете, как мне повезло?! Мне задали тот самый единственный вопрос, на который я совершенно случайным образом знала тот самый ответ.

Понятно, что ничего случайного не бывает: как же эта книга попала к вам в руки?

Благодаря маме — она у меня библиограф с двумя филологическими образованиями. До сих пор трудится в библиотеке им. Маяковского. Куда бы мы ни приезжали на отдых, мама сразу записывала всю семью в местную библиотеку. Таким образом, мы получали на руки много книг (тогда на руки давали ограниченное количество), менялись и потом всегда обсуждали. Я прочла Бруштейн лет в десять: историю про нормальные человеческие ценности, про историю еврейского вопроса, почти наощупь поданную в то время, в связи с которой и было упомянуто дело Дрейфуса. Там есть простой и замечательный пассаж: «Почему человек должен быть человеком, а не свиньей?». И вся книга — достаточно внятная инструкция на эту тему.

И вы отучились на дневном отделении пять лет?

Да! Это было самое потрясающее время в моей жизни. Любовь Юрьевна сразу сказала: «Тыкать вас носом ни во что не буду, я создам вам некий озоновый слой, в котором вы будете находиться. Чем напитаетесь, то и получите». Невероятные преподаватели! Мы впадали в ступор от тембра искусствоведа Аркадия Ипполитова, историю российского кино вел Петр Багров, историю зарубежного кино — Алексей Гусев. Елена Грачева вкладывала в нас «письменность», чтобы текст был похож на текст — это называлось «грамотность речи». Ее советы я помню до сих пор: ставить вовремя точку и не использовать много прилагательных. Мастер-классы вели кинооператор Алишер Хамидходжаев, режиссеры Александр Расторгуев, Николай Хомерики, Александр Сокуров, Олег Ковалов, кинокритик Андрей Плахов. Это такие учителя, которые разбивают зеркала, и осколки, попавшие в глаз, полностью меняют твою оптику. Я ценила каждую минуту и каждую встречу. Часто Любовь Юрьевна собирала нас у себя на даче или дома. Все знают ее кухню: бесконечные просмотры, разговоры, обсуждения. Те самые абажурные вечера, которые попадают в кровь и никогда не выводятся. Там шепотом был мне дан пожизненный совет: «Валя, если к тебе неожиданно приходят гости, жаришь таз корюшки и режешь таз салата с помидорами, кинзой и ялтинским луком! И лучше тебя хозяйки в мире нет».

Чем вам пригодилось это образование?

Оно дало мне целую связку ключей для понимания. И не только для мира кино. Лишь наш собственный объем знаний поможет увидеть смыслы, которые автор или режиссер вовсе мог не закладывать в свое произведение. Именно от нашего восприятия зависит, увидим мы шедевр или полный провал. Все в глазах смотрящего. И в головах. В этом смысл образования — дать эти линки, объемы, глубину. Я помню, как нам задали смотреть 234 фильма Жоржа Мельеса — режиссера, который придумывал невероятные вещи, феерии и всяческие трюки с декорациями, на тот момент (1910–30‑е — Прим. ред.) — абсолютно инопланетный пассажир. И это был всего один из вопросов к общему зачету.

Чем заканчивался курс?

Защитой! Я выбрала тему по «нуару» и писала диплом у Алексея Викторовича Гусева.

Ого! Почему именно нуар?

В фильме Билли Уайлдера «Двойная страховка» есть такая фраза: «День был жаркий, и я хорошо помню запах жимолости, росшей вдоль улицы. Откуда мне было знать, что так может пахнуть убийство?». И Гусев меня однажды спросил, понимаю ли я, как важен этот запах? И я вдруг осознала, что да, абсолютно, понимаю и даже почувствовала — приторно-сладковатый запах неизбежности.

Набор больше никогда не повторился?

Нет, к большому сожалению. Любовь Юрьевна призналась, что опыт преподавания с нашей группой показался ей не самым удачным, хотя для нас это было лучшее, что вообще могло произойти. Она ожидала, что придут молодые Сережи Добротворские, она их подожжет и все ракетой рванут в космические дали. В том виде, как она себе представляла, этого не случилось. Но она, конечно, абсолютный максималист и идеалист, человек влюбчивый, загорающийся. И в плане своих ожиданий — чистейший ребенок: сначала кидает к твоим ногам все, а когда что-то не получается, ведь ребята пришли не только с разными жизненными обстоятельствами, но и способностями, запал пропадает, и она так расстраивается, как будто это ее собственные дети свернули не на ту тропу. Думаю, что существовавшая во ВГИКе практика — брать на режиссерский факультет взрослых людей — была правильной. Когда есть жизненный опыт, появляется внятность высказывания. Мне повезло, что я пришла на курс в тридцать, — возраст помогал воспринимать благодарно каждую встречу, ловить каждую лекцию. А когда тебе восемнадцать, то бурная личная жизнь немного снижает интерес к, допустим, итальянским пеплумам 1910‑х годов или датскому кинематографу 1920‑х. Тем не менее, Любовь Юрьевна создала в мастерской особенный и уникальный мир. Ей это точно удалось.

Кино — это ремесло. Овладевание ремеслом называется профессией. Она дается кропотливым трудом, но когда в тебя вкладывают такие люди, твой труд сводится к минимуму. Нужно просто не растерять. Я записывала все, у меня до сих пор груды тетрадей, и каждая из них для меня — реликвия.

Неужели эти уникальные знания не будут передаваться?

Алексей Гусев периодически набирает мастерскую в Институте кино и телевидения и в ПШНК, Александр Сокуров взял уже второй режиссерский курс. Недавно и сама Любовь Юрьевна рассказывала про фильм «Доживем до понедельника» в аудитории фонда «Антон тут рядом». Там периодически проходят редчайшие и интересные лекции. «Сеанс» шесть лет потратил на создание семитомной «Новейшей истории отечественного кино». Так что было бы желание получить эти уникальные знания.

Но было бы так логично, чтобы «Сеанс» превратился в мультимедиа! Допустим, выходит книга про Ингмара Бергмана, а к ней тут же аудио- или видеокурс.

Изменения и адаптация ко времени — все в процессе. Редакция — абсолютно не коммерческое предприятие. Каждая книга — долгожданный и выношенный ребенок от любимого человека. Издать книгу — да. Но организовать дикий экшн и пиар — нет. Такое абсолютное ненавязчивое петербургское отношение. Они признают и понимают, что время изменилось и не то, чтобы не умеют, просто им чужд такой подход. Меня эта стойкость трогает и пугает одновременно. Испытываю страх и трепет почти по Кьеркегору. Вот, например, на «Ленфильме» в марте открылась выставка о режиссере Алексее Германе. Ее приурочили к выходу книги, изданной «Сеансом». Вы ведь даже не слышали об этом?

Мы слышали, но это наша профессия — знать все про город. Думаю, что про выставку мало кто знает. А вы продолжаете увлекаться кино? Оно по-прежнему присутствует в вашей жизни?

Это давно и постоянно значительная ее часть. Из фестивального смотрю по рекомендациям то, что нельзя пропустить. В семье всегда делаем домашние кинопросмотры и достаточно подробно потом все обсуждаем. Удивительно, что детское восприятие открывает совершенно новые смыслы.

Режиссерские навыки как-то пригождаются?

Я ими не обладаю совсем. Но честно могу восхититься идеей и перевести ее в свою прикладную плоскость. Никита Михалков снял когда-то документальный фильм «Анна: от 6 до 18»: каждый год он задавал своей дочери одни и те же вопросы «Что ты любишь?», «Чего боишься?». Так что каждый год в день рождения мужа я снимаю наших троих сыновей и задаю им одинаковые вопросы. Это удивительный опыт — ты не только видишь в динамике, как меняются дети и их отно- шение к миру, но и фиксируешь это во времени.

Нынешняя доступность кино и информации о нем в сети не ослабили интерес?

Мне кажется, наоборот. Посмотрите, как много появилось обучающих курсов — и не только онлайн. Все лектории забиты, люди стремятся к самообразованию. Сейчас бум — я вижу, даже сильно не оглядываясь, насколько родители одержимы развить и образовать своих детей. А кинематограф — это же целая коробка конфет из различных искусств. Тут тебе и музыка и изобразительное искусство, и театр.

Текст: Ксения Гощицкая

Фото: Ксения Каргина

Стиль: Эльмира Тулебаева

Ассистент стилиста: Анна Помыканова

Визаж и волосы: Оля Змеюка