До России автобиография легендарного редактора Vogue и Harper’s Bazaar, куратора Института костюма Метрополитен-музея Дианы Вриланд добралась с опозданием — впервые книга «D.V.Диана Вриланд» вышла в Америке почти 40 лет назад. Перевести ее на русский язык взялось издательство «МИФ». Теперь мы можем познакомиться не только с самой Вриланд, но и с ее друзьями: Джеком Николсоном, Коко Шанель, Сергеем Дягилевым, Идой Рубинштейн, узнать, что происходило на показах самого Кристобаля Баленсиага, и выяснить, какая деталь по мнению Вриланд — иконы моды XX века, делает весь образ.
Chanel No 5 для меня до сих пор идеальный женский аромат. Его можно носить где угодно в какое угодно время, и всем — мужьям, возлюбленным, водителям такси — всем он будет нравиться. Ни один другой аромат пока еще не превзошел Chanel No 5.
Шанель стала первым модельером, который дополнил женский гардероб парфюмом. Ни один дизайнер до нее не помышлял ни о чем подобном. Chanel No 5 — совершенно изумительная вещь: лучший флакон, пробка, упаковка и, конечно, один из величайших ароматов. Наверняка вы помните это:
— В чем вы спите, мисс Монро?
— В Chanel No 5.
Знаете ли вы, почему парфюм получил такое название? Шанель не знала, какое имя дать ему. Ей на улицу Камбон привезли несколько вариантов на выбор. Коко позвонила одному из близких русских дру- зей — весьма аристократичному, блестящему мужчине — и попросила:
— Помоги мне сделать выбор. У меня мигрень. Голова раскалывается. Ты должен взять это на себя. Приезжай немедленно.
Он приехал, его проводили в спальню, где Коко лежала в кровати, едва способная говорить — так ее мучила боль.
— Вон там стопка из десяти платков, — сказала она. — Разложи их на каминной полке. Надуши каждый одним из образцов и, когда выветрится спирт, дай мне знать.
Он сделал как велено. Коко соскребла себя с постели и подошла к ка- минной полке. Она поднимала к лицу один платок за другим. Первый: «C’est impossible!» («Что-то невозможное!»). Второй: «Horrible!» («Ужасно!»). Третий: «Pas encore» («Не совсем»). Четвертый: «Non» («Нет»). И вдруг: «Ça va, ça va!» («Хорошо, хорошо!»). Это был пятый платок. Природное чутье не обманывало ее, даже когда она находилась практически без сознания.
Два лучших в мире мужских аромата созданы Риго. Один назвали L’Eau Merveilleux («Чудесная вода»), а другой — Eau de Kananga («Иланг-иланг»). Это крепкие ароматы. Они напоминают мне о великолепии джентльменов эдвардианской эпохи в Париже начала двадцатого века. Когда мы с сестрой были детьми, перед сном мы делали реверанс и целовали друзей наших родителей, что доставляло нам сплошное удовольствие. Многие мужчины имели усы и довольно длинные волосы — это была не компания американских биржевых маклеров, — и все они пахли одинаково. Лавровишневая вода — «вода Флориды» («Кёльнской воды») — аромат чистоты. Здоровый аромат — он хорош для кожи, хорош для души... и крепкий.
Сейчас существует целая школа, утверждающая, будто парфюм должен быть едва заметным. Сущий вздор. Говорю вам на основании опыта целой жизни.
Я обязательно ношу с собой флакончики, которые помещаются в сумочку, — так они всегда со мной. Чувствуете ли вы, что от меня исходит аромат парфюма? Не подходите ближе — если вам приходится тянуть носом, точно гончая, значит, аромат недостаточно сильный.
Мне рассказывали, что камердинер Наполеона каждое утро брал буквально целую бутыль парфюма, L’Eau Impériale — один из тех бо- жественных наполеоновских флаконов, сплошь усеянных пчелами, — и выливал содержимое на тело императора. Целую бутыль! Сколько там было — пол-литра или литр — не спрашивайте. Но все описанное мне совершенно понятно.
Не стоит наносить на себя парфюм сразу после душа. Это величай- шая ошибка, ведь аромату не за что зацепиться. Должна признаться, что Герти Лоуренс, которая жила тремя террасами ниже нашего дома на Ганновер-Террас в Лондоне — мы каждое утро вместе играли в тен- нис в Риджентс-парке, — обычно брала большую бутыль парфюма Molyneux, разбивала ее о край ванны и выливала содержимое в воду. Разумеется, вы не получите никакого эффекта, приняв ванну с раство- ренным в ней парфюмом, поскольку в последнем нет ни капли масла, только спирт. Это был просто триумфальный жест... Герти отличалась большой экстравагантностью.
Помню, когда Пату выпустил на рынок свой парфюм Joy, он совершил неподражаемый шаг: разрекламировал его как самый дорогой ароматв истории. И знаете что? Та реклама сделала Joy. После нее каждая женщина в Америке — буквально каждая — должна была иметь Joy. Парфюмы — удовольствие дорогое. Однако странно, что американцы — народ более чем расточительный — никогда не используют ароматы правильно. Покупают флаконы, но не разбрызгивают их содержимое. Шанель всегда говорила, что флакон нужно держать в сумке и освежать на себе аромат непрестанно.
Еще важнее — значительно важнее, чем ароматы, — то, что вы носите на ногах. Если с обувью все в порядке, то вы воплощение изысканности. Если же что-то не так, об изысканности можете забыть. Я хочу сказать, что вы можете носить скальные туфли, если того требует ваша профессиональная деятельность, или ортопедические — если есть проблемы со ступнями, но обувь при этом должна выглядеть безупречно.
Безупречность для обуви — главное. Я не могу носить готовую обувь. Иначе и быть не может, поскольку у меня короткие, широкие ступни с высоким подъемом, как у испанской танцовщицы. Поэтому все мои пары шьются на заказ.
Это серьезная тема для меня. Наконец-то мы затронули серьезную тему. Дело не в моде — это нечто жизненное. Я всегда говорю: «Молю Бога о том, чтобы умереть в городе с хорошим портным, хорошим башмачником и, возможно, с кем-то заинтересованным quelque chose d’autre (кое в чем другом)». Но все, что меня по-настоящему заботит, — это башмачник. У каждого должен быть обувной мастер, к которому можно ходить так же исправно, как к врачу. Тут мне повезло: я всегда имела дело с лучшими башмачниками в мире.
Замечательные мастера работали раньше в Будапеште. В Париже в тридцатые годы трудился выдающийся итальянский башмачник Перуджа, от которого я неизменно приходила в восторг. Его жена была настолько сногсшибательной, что на ее фоне Мистангет выглядела несколько несвежей, если вы понимаете, о чем я. Она стояла за кассой на Рю-де-ля-Пэ: «Bonjour, madame» — вы можете представить себе этот типаж. Она работала там, чтобы быть на виду у мужа. Он изготовил мне пару на низком каблуке — подобную тем, что я ношу сейчас, — когда все вокруг ходили на высоком. Я всегда думала, что высокие каблуки — последнее дело, хотя они и умеют красиво выгибать ноги, если те достаточно длинные.
Обувной магазин Dal Co в Риме в шестидесятые представлял для меня изумительное место. Их мастер никогда не смотрел мне в лицо. Он видел только мои ступни. Настолько был поглощен своим ремеслом.
И конечно, мой дорогой Роже Вивье, которого я знала еще до вой- ны, когда он работал здесь, в Нью-Йорке. Обувь, которую он создавал, перебравшись в одиночку в Париж, — самая красивая из всего, что я видела. На выставке Vanity Fair в Музее я поставила некоторые из этих пар рядом с французскими туфлями восемнадцатого века — его туфли были сделаны целиком из слоев фатина или перьев колибри, расшиты мельчайшим черным жемчугом и коралловыми бусинами, все с изящ- ными лакированными каблуками — и качество оказалось идентичным. Мы тратили по четыре с половиной часа, подгоняя для меня его узкие туфли на каблуке. И никто не делал подметку настолько плоской — плоской, как язык, — как это удавалось Роже Вивье. Вам стоит прийти и изучить мои пары, созданные им. Это урок совершенства.
Те туфли подходят мне идеально. Некоторые я ношу по двадцать лет — вот как хорошо они сделаны. У меня, кроме того, очень легкая походка благодаря занятиям балетом. И когда дело касается обуви, я просто помешана на уходе за ней.
Неначищенные туфли — конец цивилизации. Так получилось, что все мужчины в моей жизни — отец, муж, оба сына, оба внука — большие любители сияющей обуви. У Рида были туфли из кожи русского теленка, и в Лондоне наш дворецкий на протяжении пяти лет или около того начищал их кремом и рогом носорога, пока не добивался квинтэссенции очень «довольной» кожи. Только после этого Рид надевал их. Не знаю, выделывают ли в России до сих пор кожу теленка, но не забывайте: все, что делалось в то время, делалось на века. И для английских джентльменов было привычно использовать рог носорога для деликатной кожи. Кожа — живая, и она жива до тех пор, пока ее берегут.
Годами Ивонн начищала таким рогом мои туфли. Чрезвычайно чувствительная французская леди, она пальцем не шевелила, чтобы отполировать мебель, и тем не менее тщательно умащивала кремом и натирала все мои пары после каждой носки, в том числе и подошву. Да я помыслить не могла о том, чтобы пойти в обуви с неухоженной подошвой. Например, вы идете на ужин и вдруг поднимаете ступню, а подошва на туфле выглядит небезупречно... Что может быть прозаичнее?
Комментарии (0)