Ульяна Сергеенко и Фрол Буримский: «Мода - психотерапия в чистом виде»

Председатель Французской федерации кутюра Ральф Толедано принял вас в официальное расписание Недели высокой моды, это означает соответствие марки крайне строгим стандартам. Что изменилось в связи с новым статусом?

Мы поняли, что наша команда очень выросла профессионально. Слаженность работы и качество исполнения именно в этом сезоне отметили очень многие специалисты. Честно говоря, мы боялись нового статуса, ведь к нам было приковано столько внимания, что было страшно упасть лицом в грязь. Мы переживали, доводили всех сотрудников придирками: «Разве это кутюр?! Это не кутюр!». Сами себе мы задали максимально высокую планку, Фрол от волнения просто поседел. Но мы доказали, что невозможное возможно и в России тоже умеют делать настоящую от-кутюр. В Федерацию кутюра не попасть ни за какие деньги, и то, что нам это удалось в такой короткий срок, — обыкновенное чудо.

Семь сезонов подряд вы обращались к русским кодам: новгородской готике, конструктивизму, элементам военной формы. Их адаптация — стратегия развития бренда?

Искренне можно делать только то, что любишь и знаешь. Для нас это прежде всего воспоминания из детства. Если мне задать тему, не связанную с личным переживанием, я не уверена, что смогу ее раскрыть. По сути, мы доносим нашу культуру как парламентеры. Например, недавно объясняли английскому шляпнику Стивену Джонсу, что такое коммунальная квартира, он никогда раньше не слышал о таком явлении. Не только он, но и многие профессионалы индустрии реагируют с большим любопытством на уникальные коды из нашей истории, и это не формальный интерес, а искренняя реакция. Мы даем понять, что Россия — это не babushka и matryoshka, а промыслы, архитектура, искусство, богатейшая история.

Получается, что мода для вас своего рода психотерапия?

В чистом виде: все, что ты не высказал, о чем мечтал. Коллекция прошлой весны «Казахстан» стала для меня практически исповедью. Я все добавляла и добавляла новые луки, меня останавливали чуть ли не силой, о стольких детских переживаниях мне хотелось рассказать. У нас показы делятся на счастливые и душераздирающие, хотя со стороны этого не видно. У Фрола самым сильным переживанием стал третий сезон, с русской готикой, — в нем мы обратились к белокаменному средневековью: к формам древнерусской архитектуры, декору православных церквей и одеяний, загадочному настроению дремучих лесов из сказок. Здесь и пронзительный звон колоколов, и предания, которые бабушка рассказывает перед сном, скрип снега и треск горящих в печи дров. И в то же время это драматичная история, в ней прекрасная царевна пробуждается от векового сна и бесконечного одиночества. Этот сезон был сложным из-за множества личных переживаний, мы просто вывернули себя наизнанку, ходили опухшие от слез. В финале вышла моя дочь Василиса — и зал разрыдался. Драму почувствовали все. После остались друзья, Наташа Водянова и Андре Леон-Телли нас поздравляли, а заодно и откачивали. Этот накал можно описывать в мемуарах, я думала, такого просто не бывает.

Лейтмотив вашей новой коллекции — коммуналка. Это тоже детское воспоминание?

Коммунальная квартира у меня ассоциируется исключительно с Ленинградом. Переехав сюда с семьей из Казахстана, мы поселились в бывшей коммуналке на Васильевском острове. Когда я год назад озвучила эту идею, то Фрол, фанат Петербурга, просто возликовал. Мы не привязывались к конкретному времени. Наша коммуналка существует во всех временах сразу: в ней встречают Новый, 1938 год, бродят перестроечные бандиты, музыканты и женщины нелегкой судьбы из фильмов Алексея Балабанова. Рената Литвинова после показа сказала нам: «Это именно то, что Алексей имел бы в виду. Моя жизнь от и до, я — эта женщина». Это был самый ценный для нас комплимент. Показ открывает песня «Крылья» «Наутилуса Помпилиуса», в саундтреке звучат и другие группы Ленинградского рок-клуба. Кухни, диссидентство, обсуждения, случайные люди, собравшиеся по неведомому принципу под одной крышей. Главная тема, конечно же, любовь. Раннее-раннее утро, еще не светло и уже не темно. Женщина со стертой тушью и зацелованными губами. Она не спала, а как будто очнулась от бессонной ночи — и от любви прекрасна. Это мы обрисовали макияжем — он предельно театрален. Нам было важно схватить момент, который ты проживаешь как последний, не зная, вдруг за тобой вот-вот придут, как было в конце 1930-х. Но любовь, мечта, чувства оказываются сильнее страха.

Кто живет в вашей коммуналке?

Сотрудник КГБ, строчащий доносы на свою бывшую любовницу и других соседей. Две дивы, одна из них актриса, другая — шпионка. Они носят пальто-халаты, а на выход — платья, собранные вручную из тысячи крошечных цветов из зимнего сада, и шубу, напоминающую стеганый диван: ее выполнили по особой технике в парижском ателье, где мех красили в наш пантон и стригли, после чего она стала невесомой. В одной из комнат живет моряк. От докторши-морфинистки достались элементы нижнего белья и небрежно повязанные фартуки, а также шапочки-сеточки, под которыми носили бигуди. Профессорская жена или бывшая владелица кружево-прядильной фабрики с дочерью — до революции эта десятикомнатная квартира на Каменноостровском проспекте принадлежала ей, и она устраивала здесь поэтические вечера, музицировала. Об этом напоминает платье с рисунком чашки Императорского фарфорового завода из комода. Крестьянская семья, которая привезла с собой драгоценные ручные кружева из Ельца или Вологды. Еще одна важная тема в нашей истории — Новый год. Момент романтичный и счастливый, ведь в то время было не так много добрых событий, но в эту единственную ночь люди жили ожиданием счастья, могли быть настоящими, радостными, поздравлять друг друга, пить шампанское, наряжать елку. Поэтому подолы усыпаны конфетти, по платьям разбросаны абстрактные всполохи цвета — лучи от гирлянд, а одна из юбок имитирует геометрию осветительного прибора «Салют».

Кутюр — это предметы роскоши. Экономическая и политическая ситуация повлияла на работу модного дома?

К счастью, мир моды аполитичен. Но отношение отчетливо изменилось, особенно в Америке. На пресс-днях в Нью-Йорке было тяжело: журналисты разных изданий, от Harper’s Bazaar до WWD, спрашивали не про вдохновение, а про ситуацию на Украине, в рецензиях прошлись по кризису. Такая жесткая реакция была неприятной. Именно из-за того что мы не могли себе позволить тратить деньги, особенно в такой непростой для страны момент, коллекцию прошлого лета показали в Париже в формате презентации. Она продолжала настроение сезона, своеобразное путешествие по кавказским республикам СССР: демонстрировались фильмы Параджанова, пол был завален спелыми гранатами, грузинский повар готовил хачапури и пхали, разливал традиционное вино. Мы погрузили людей в среду — и это было принято с восторгом, даже многочисленные журналисты теряли строгий вид и расплывались в детских улыбках. Имелся и другой мотив: вещи были настолько сложными, что на подиуме попросту потерялись бы. Вышивка в ковровой технике, гладью, настилом — месяцы труда. То, что уровень ручной работы и качество можно было разглядеть, нам очень помогло: к нам пришел директор дома Dior, а потом и сам президент Федерации кутюра. Их пригласила Наташа Водянова, наша муза, покровитель и ангел. С момента первой встречи она очень поверила в нас и всегда была рядом.

Западные профессионалы помогали вам с бизнес-планом или стратегией развития? Кто за это отвечает?

Мы вдвоем с Фролом отвечаем сразу за все, учимся буквально по ходу движения. В основном полагаемся на интуицию. Каким образом все выстраивается в систему примерно за день до показа — загадка. Обычно мы уповаем на высшие силы, и основная доля нашего успеха принадлежит им. Бывают ситуации, когда мы думаем: все пропало. В студии царит полный творческий хаос: все ругаются, потом обнимаются, потом принимают валокордин. Реальная ежедневная драма, похожая на жизнь в театральной труппе. На Западе мода — бизнес, у нас — творчество. Мы пытаемся перевести его на бизнес-рельсы, и начинаются противоречия, притирание. Говорят, самое важное происходит, когда выходишь из зоны комфорта. Мы в нее просто больше не входим.

Кого вам не хватает в команде?

Нам не хватает всех. Кадры — самая большая проблема. В русской индустрии мало профессионалов. Приходит кто-нибудь с громким вроде бы именем, а сам ничего не понимает в деле. Лучше уж мы сами. Единственный критерий хорошей работы — результат. Нам повезло, что в Париже мы сотрудничаем с командой Bureau Betak — учимся у них четкости, тому, как ответственно подходить ко всему: даже ассистент переодевальщицы не уйдет, пока не убедится, что все идеально подогнано и отглажено. Идеальная работа каждого винтика обеспечивает бесперебойное функционирование всего механизма. Нам этому учиться годами.

Но положительная динамика есть?

Внутри команды — безусловно. Нашего человека из подмастерьев могут перекупить чуть ли не на директорскую позицию. И нас это огорчает. Мы делились опытом, изобретали схемы, а в итоге плодятся марки, эксплуатирующие, как оказалось, одну-единственную русскую тему — платья в цветочек.

Что еще из русских кодов вам близко?

Я влюблена в миллион моментов из детства! От «Васька Трубачева и его товарищей» до «Анны Карениной». От раннего Михалкова до советских детских фильмов вроде «Кортика». Я читаю Василисе про цветик-семицветик и рассказываю истории про «Девять дней одного года». Для меня важен герой — им может быть пионер, сотрудник НИИ или былинный молодец. Настоящий человек, который готов на подвиг.

А что могло бы стать русским кодом нового времени?

Пашущая муза — чисто русский персонаж. Кстати, Наташа Водянова абсолютно подходит под это определение.

Вы тоже в некотором роде пашущая муза.

Когда мы начинали, думала, что так и буду в свое удовольствие благоухать и ходить в кутюре. Но теперь мы забыли про наряды: из самолета, уставшие, спешим в студию и обратно в самолет. Выходы превратились в работу. Раньше кроме того, чтобы собирать луки и фотографироваться, нечего было делать, а теперь жаль тратить на это время. И для продвижения вроде бы надо, а у тебя масса других важных задач. Я перестала быть russian doll из стритстайла. И то, что меня воспринимают совершенно на другом уровне, дает огромную внутреннюю гордость. После первой коллекции, показанной в Москве, мы считали себя дико крутыми. Сейчас это смешно вспоминать. Как мы пришли к Неделе высокой моды в статусе официальных участников, непонятно до сих пор. Без наглости, смелости, уверенности и помощи близких нам людей это было бы невозможно.

С людьми вам везет?

Когда спрашивают, с кем бы нам хотелось работать, мы боимся называть имена. Бейонсе появилась в клипе в наших ручных вологодских кружевах, мы испытали гордость— не за себя, а за страну, за мастерство: она же не с балалайкой станцевала. Рианна обращается к нам постоянно. К сожалению, мы не успели сделать ей платье к туру с Эминемом — она заказала елецкое кружево буквально в последний момент, а это работа минимум на месяц, очень трудоемкая техника. Реализовать такие заказы сложно, кутюр требует времени, однако это важно для бренда. Мало кто читает рецензии, но всем интересно, в чем Мадонна снялась в новом видео. Нам везет на встречи с неординарными людьми, более того, только такие нас и окружают. Это просто норма жизни: мадам Феврие стрижет нам перья в Париже, Дита фон Тиз и Орнелла Мути наши близкие друзья. Счастье, что у нас есть единомышленники. В Москве тяжело: все про деньги. Пустые отношения, не масштаб, а местечковость — все какое-то мелкое. Фрол может поехать в Петербург на день — просто погулять. И я в Москве до сих пор чужой человек. А Петербург как первая любовь, столько с ним связано важных, страшных и нужных событий.

Интервью: Ксения Гощицкая
Фото: Арсений Джабиев, Елена Насибуллина

Благодарим: Лично Сергея Бобовникова за предоставленную для съемки квартиру. Лично Аркадия Матюнина за предоставленный для съемки антиквариат из магазина «Купеческий двор» (9-я Советская ул., 2).