Архитектура всегда беседует с небом – всеми своими куполами, часовнями, колокольнями, минаретами, башнями, шпилями и каланчами. Питерская архитектура – не исключение, разве что вертикаль у нас ценится особенно высоко: рельеф плоский, как доска, а до неба дотянуться жизненно необходимо.
Вот и тянулись. Дело вовсе не в высотности как таковой: Петропавловский собор, в сущности, приземист, а башенка с обсерваторией школы им. 10-летия Октября (А. Никольский) и вообще птичка-невеличка. Но с небом, безусловно, столковались, да еще как. А какой-нибудь исследовательский центр по робототехнике на Светлановском (С. Савин, Б. Артюшин) прямо-таки устремился к небу всеми своими лепестками, а контакта нет. Видимо, одного хотения для беседы с небом маловато. Нужно еще некое качество послания.
Само по себе послание может быть самым разным. Сакральным. Или строго функциональным – в той же обсерватории или еще проще – пожарной каланче… Содержательность послания – в качестве его архитектурного воплощения. Собственно, вне этого воплощения послание, месседж подобного типа и не существует – текст-то архитектурный. Ежели хочешь послать какой-то другой текст – используй ракету или там воздушного змея. Но коль имеешь дело с архитектурой – подчиняйся ее логике. Тому, что "разговор с небом" обусловлен некоей внутренней архитектурной необходимостью – идет ли речь об отдельном здании или о градостроительном узле.
Кстати, градостроительный контекст высотных акцентов великолепно ощущала даже сталинская архитектура, в плане содержательности месседжа достаточно однообразная: что ни говори, демонстрация мускулов, надувание щек. А вот в градостроительном плане – крепкая и логичная. Возьмите хотя бы башни-пропилеи в зданиях предмостной площади Александра Невского (Д. Бурышкин) или все эти башенки и шпили в "сталинках" на Московском проспекте – они держат перспективу и фиксируют углы с тоталитарной, конвойной твердостью – вполне в духе времени. Шаг влево, шаг вправо…
О духе нашего времени поневоле задумываешься, наблюдая взаимоотношения питерских архитекторов – нет, не с небом, такие амбиции вряд ли кто питает, как бы это никого не обидеть, с темой вертикали. Собственно, все началось в 90-е с Москвы – именно там по мановению лужковской руки ввысь поднялись башенки, барабанчики, банные и шатровые покрытия, фиалы и т. д. Эти духоподъемные декорации вполне отвечали атмосфере тогдашней Москвы с ее туретчиной и византийщиной.
В Москве тортообразное башнелюбие прекратилось, думается, с возведением С. Ткаченко жилого дома "Патриарх": вполне в постмодернистском духе он водрузил на пародийно-"богато" декорированное здание версию аскетичного татлинского "Памятника III Интернационалу". После этого играть в кулинарный техникум ни у кого не возникает охоты.
Вся эта царьдодонщина не могла обойти Петербург: у нас появились и шпиль с петушком, и тому подобное. Но нам ли подражать москвичам! Питерские архитекторы-середняки нашли свой ответ Чемберлену.
Ввысь, венчая скучнейшие параллелепипеды многоквартирных жилых домов, потянулись странные малые архитектурные формы с просветами – бельведеры. Впрочем, здесь есть некоторая терминологическая натяжка: изначально бельведеры были функциональны – это своего рода беседки, завершающие усадебный дом или особняк, из которых сподручно любоваться окрестным пейзажем. Страшно подумать, что какой-нибудь отчаянный жилец заберется в бельведер своего 17-этажного дома на Ленинском (мастерская Шишкова) обозревать архитектурные окрестности: это само по себе самоубийственно! А другой из дома на Савушкина (мастерская № 6 "ЛенНИИпроекта") задумает пить чай в местном бельведере: сдует!
Это случайная выборка зданий, и не худших, на самом деле подобных примеров многие десятки. Страна Бельведерия! В чем дело? Может, логика композиционного развития конкретного объекта требует такого вот вертикального отростка? Да нет, вот, к примеру, дом на Одоевского (мастерская Митюрева): композиция вполне органично прорастает себе вверх без всяких там беседок, и дело с концом. Может, дело в градостроительных акцентах, поиске вертикальных доминант? Да нет, никаких глобальных пространствообразующих возможностей здесь не просматривается, хоть убейся. Наконец, может, я недооцениваю архитекторов: не имея возможности общаться с небом архитектурными средствами, они мечтают побеседовать с ним, так сказать, личным, приватным порядком: сидя в беседке на крыше?
Все проще. Бельведеры появляются потому, что застройщики требуют от архитекторов некоей узнаваемости объектов. Хотя бы в телерекламе: чем-то "Город загара" должен отличаться от какого-нибудь комплекса "Вечерний звон". А как добиться узнаваемости? Собственно архитектурой, то есть созданием архитектурного образа? Не будем о наболевшем. Остается декорация. Причем желательно нашенская, не московская аляповатая, а чинно-благородная и даже как бы возвышенная, классицизирующая.
Бельведер на уровне 18-го этажа – самое то. Так что – строят экономно и практично, по-штольцевски, а бельведеры городят по-обломовски. Что, в общем-то, вполне характеризует серединное питерское архитектурное сознание с его мечтательностью и леноcтью.
Суммирую. Господа застройщики и прочие заказчики! Разговоров с небом вы от архитекторов-середняков все равно не дождетесь. Да вам этого и не надобно. Ежели желаете узнаваемости своих жилмассивов, заставьте своих архитекторов заняться благоустройством прилегающих территорий. Клумбы, знаете, фонтанчики, малая пластика. Соперничество. Глядишь – и один жилой комплекс станет отличен от другого. А там, снизу вверх, и архитектура, чего доброго, прорастет. Короче, спустите бельведеры на землю.
Вот и тянулись. Дело вовсе не в высотности как таковой: Петропавловский собор, в сущности, приземист, а башенка с обсерваторией школы им. 10-летия Октября (А. Никольский) и вообще птичка-невеличка. Но с небом, безусловно, столковались, да еще как. А какой-нибудь исследовательский центр по робототехнике на Светлановском (С. Савин, Б. Артюшин) прямо-таки устремился к небу всеми своими лепестками, а контакта нет. Видимо, одного хотения для беседы с небом маловато. Нужно еще некое качество послания.
Само по себе послание может быть самым разным. Сакральным. Или строго функциональным – в той же обсерватории или еще проще – пожарной каланче… Содержательность послания – в качестве его архитектурного воплощения. Собственно, вне этого воплощения послание, месседж подобного типа и не существует – текст-то архитектурный. Ежели хочешь послать какой-то другой текст – используй ракету или там воздушного змея. Но коль имеешь дело с архитектурой – подчиняйся ее логике. Тому, что "разговор с небом" обусловлен некоей внутренней архитектурной необходимостью – идет ли речь об отдельном здании или о градостроительном узле.
Кстати, градостроительный контекст высотных акцентов великолепно ощущала даже сталинская архитектура, в плане содержательности месседжа достаточно однообразная: что ни говори, демонстрация мускулов, надувание щек. А вот в градостроительном плане – крепкая и логичная. Возьмите хотя бы башни-пропилеи в зданиях предмостной площади Александра Невского (Д. Бурышкин) или все эти башенки и шпили в "сталинках" на Московском проспекте – они держат перспективу и фиксируют углы с тоталитарной, конвойной твердостью – вполне в духе времени. Шаг влево, шаг вправо…
О духе нашего времени поневоле задумываешься, наблюдая взаимоотношения питерских архитекторов – нет, не с небом, такие амбиции вряд ли кто питает, как бы это никого не обидеть, с темой вертикали. Собственно, все началось в 90-е с Москвы – именно там по мановению лужковской руки ввысь поднялись башенки, барабанчики, банные и шатровые покрытия, фиалы и т. д. Эти духоподъемные декорации вполне отвечали атмосфере тогдашней Москвы с ее туретчиной и византийщиной.
В Москве тортообразное башнелюбие прекратилось, думается, с возведением С. Ткаченко жилого дома "Патриарх": вполне в постмодернистском духе он водрузил на пародийно-"богато" декорированное здание версию аскетичного татлинского "Памятника III Интернационалу". После этого играть в кулинарный техникум ни у кого не возникает охоты.
Вся эта царьдодонщина не могла обойти Петербург: у нас появились и шпиль с петушком, и тому подобное. Но нам ли подражать москвичам! Питерские архитекторы-середняки нашли свой ответ Чемберлену.
Ввысь, венчая скучнейшие параллелепипеды многоквартирных жилых домов, потянулись странные малые архитектурные формы с просветами – бельведеры. Впрочем, здесь есть некоторая терминологическая натяжка: изначально бельведеры были функциональны – это своего рода беседки, завершающие усадебный дом или особняк, из которых сподручно любоваться окрестным пейзажем. Страшно подумать, что какой-нибудь отчаянный жилец заберется в бельведер своего 17-этажного дома на Ленинском (мастерская Шишкова) обозревать архитектурные окрестности: это само по себе самоубийственно! А другой из дома на Савушкина (мастерская № 6 "ЛенНИИпроекта") задумает пить чай в местном бельведере: сдует!
Это случайная выборка зданий, и не худших, на самом деле подобных примеров многие десятки. Страна Бельведерия! В чем дело? Может, логика композиционного развития конкретного объекта требует такого вот вертикального отростка? Да нет, вот, к примеру, дом на Одоевского (мастерская Митюрева): композиция вполне органично прорастает себе вверх без всяких там беседок, и дело с концом. Может, дело в градостроительных акцентах, поиске вертикальных доминант? Да нет, никаких глобальных пространствообразующих возможностей здесь не просматривается, хоть убейся. Наконец, может, я недооцениваю архитекторов: не имея возможности общаться с небом архитектурными средствами, они мечтают побеседовать с ним, так сказать, личным, приватным порядком: сидя в беседке на крыше?
Все проще. Бельведеры появляются потому, что застройщики требуют от архитекторов некоей узнаваемости объектов. Хотя бы в телерекламе: чем-то "Город загара" должен отличаться от какого-нибудь комплекса "Вечерний звон". А как добиться узнаваемости? Собственно архитектурой, то есть созданием архитектурного образа? Не будем о наболевшем. Остается декорация. Причем желательно нашенская, не московская аляповатая, а чинно-благородная и даже как бы возвышенная, классицизирующая.
Бельведер на уровне 18-го этажа – самое то. Так что – строят экономно и практично, по-штольцевски, а бельведеры городят по-обломовски. Что, в общем-то, вполне характеризует серединное питерское архитектурное сознание с его мечтательностью и леноcтью.
Суммирую. Господа застройщики и прочие заказчики! Разговоров с небом вы от архитекторов-середняков все равно не дождетесь. Да вам этого и не надобно. Ежели желаете узнаваемости своих жилмассивов, заставьте своих архитекторов заняться благоустройством прилегающих территорий. Клумбы, знаете, фонтанчики, малая пластика. Соперничество. Глядишь – и один жилой комплекс станет отличен от другого. А там, снизу вверх, и архитектура, чего доброго, прорастет. Короче, спустите бельведеры на землю.
Комментарии (0)