СТОП, МАШИНА! Тридцатилетние, сделавшие ставку на пиар и тиражи, обнаружили, что находятся не у кормушки, а у разбитого корыта. Оказалось, их даже нельзя назвать поколением. Они – аудитория: их замеряли, вычисляли и продавали. А они продавались. И их можно было просчитать. Но нефтедоллар, который тоже можно было продать и просчитать, слег с лихорадкой. Многое изменилось и в культуре, из которой десять лет строили машину по переработке людей в рейтинг.
МАШИНА СЛОМАЛАСЬ. А вместе с ней из времени выпали ее «рабочие», у которых кончилось топливо – легкие деньги и не осталось запасных деталей – настоящих идей. Мир, который они строили десять лет, оказался глянцевыми декорациями, – рабочие сцены разобрали его за год. Голая сцена выглядела неприглядно: все сфабрикованное лопнуло, все искусственное ушло. Но на сцене остались не хипстеры и не золотая молодежь, а романтики.
РОМАНТИКИ ЗНАЮТ, ЧТО ТАКОЕ ИДЕИ, И НЕ ПРИЗНАЮТ РЕЙТИНГОВ. Их сложно замерить, потому что их нельзя купить. Они не хотят нравиться и не гонятся за бюджетами и славой. Они делают свое дело, которое им никто не навязывал, они сами себе его придумали. Романтики знают, что труд круче, чем треп.
ПОКОЛЕНИЕ ДВАДЦАТИЛЕТНИХ ОТКАЗАЛОСЬ ОТ СИСТЕМЫ И ВЫБРАЛО СВОБОДУ. Привет 1960-м и оттепели! История повторяется, и идеалы возвращаются. Молодые любопытны и хотят учиться – они не согласны жертвовать принципами свободы ради машины. Эпоха рейтинга закончилась. Настала эпоха личности.
МУЗЫКАНТ ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО, ХУДОЖНИК ВЛАД МОНРО, ПИСАТЕЛЬ ИЛЬЯ СТОГОВ, КИНОПРОДЮСЕР ЕЛЕНА ЯЦУРА И ДИЗАЙНЕР ДАНИЛА ПОЛЯКОВ всегда выбирали себя, а не систему. У них много общего с новыми героями: они не предают свои идеалы и готовы за них бороться. Два поколения встретились, чтобы обсудить, как быть дальше. И пришли к выводу: дальше действовать будем мы!
МАШИНА СЛОМАЛАСЬ. А вместе с ней из времени выпали ее «рабочие», у которых кончилось топливо – легкие деньги и не осталось запасных деталей – настоящих идей. Мир, который они строили десять лет, оказался глянцевыми декорациями, – рабочие сцены разобрали его за год. Голая сцена выглядела неприглядно: все сфабрикованное лопнуло, все искусственное ушло. Но на сцене остались не хипстеры и не золотая молодежь, а романтики.
РОМАНТИКИ ЗНАЮТ, ЧТО ТАКОЕ ИДЕИ, И НЕ ПРИЗНАЮТ РЕЙТИНГОВ. Их сложно замерить, потому что их нельзя купить. Они не хотят нравиться и не гонятся за бюджетами и славой. Они делают свое дело, которое им никто не навязывал, они сами себе его придумали. Романтики знают, что труд круче, чем треп.
ПОКОЛЕНИЕ ДВАДЦАТИЛЕТНИХ ОТКАЗАЛОСЬ ОТ СИСТЕМЫ И ВЫБРАЛО СВОБОДУ. Привет 1960-м и оттепели! История повторяется, и идеалы возвращаются. Молодые любопытны и хотят учиться – они не согласны жертвовать принципами свободы ради машины. Эпоха рейтинга закончилась. Настала эпоха личности.
МУЗЫКАНТ ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО, ХУДОЖНИК ВЛАД МОНРО, ПИСАТЕЛЬ ИЛЬЯ СТОГОВ, КИНОПРОДЮСЕР ЕЛЕНА ЯЦУРА И ДИЗАЙНЕР ДАНИЛА ПОЛЯКОВ всегда выбирали себя, а не систему. У них много общего с новыми героями: они не предают свои идеалы и готовы за них бороться. Два поколения встретились, чтобы обсудить, как быть дальше. И пришли к выводу: дальше действовать будем мы!
Илья Стогов и Олег Сивун
Илья: Когда мне позвонили, я подумал, что молодым в паре буду я и мне нужно разговаривать с Борисом Стругацким или Даниилом Граниным. Это превращение в матерого произошло незаметно. А о социальной роли вашего поколения, Олег, я прежде думал мало. Когда пару лет назад я работал на телевидении, то впервые в жизни оказался не самым младшим в редакции. Я смотрел на своих корреспондентов с большим вниманием. Они всем интересовались и много читали – почти все, что выходило. Сначала они меня порадовали, но потом я пригляделся повнимательнее и понял, что они такие же уебаны, как и большинство остальных людей. И перестал думать о вашем поколении хорошо. Ну, может, сейчас опять начну. Расскажите мне про себя. Вот что вы окончили?
Олег: Университет культуры и искусств. Самую общую специальность, культурологию.
Илья: Как вальяжно, мол, культурология – это ни о чем.
Олег: Ну, если говорить о поколениях, то сейчас люди больше идут на конкретные специальности. Чтобы не просто закручивать шурупы, а знать, как это делать наилучшим способом.
Илья: Я противник обобщений. Пока мы разговариваем, кто-то понял, что не станет теоретиком, будет работать только руками, а кто-то понял, что он теоретик. А остальные девять выпили пива и смотрят телевизор.
Олег: Действительно, непонятно, по каким критериям определять поколение. Мне кажется, для этого нужно сильное социальное событие: война, перестройка.
Илья: Но тут опять проблема. Например, я родом из 1990-х. И главный со временный писатель – Захар Прилепин – оттуда же. Он ученик Лимонова. А мне с лимоновцами не о чем разговаривать, для меня это инопланетяне с зелеными рогами.
Олег: Когда вы начинали, издаваться было легче?
Илья: Издаваться cложно было и тогда, и сейчас, но по разным причинам. В конце 1990-х все опубликованные романы являлись вариациями одного сюжета. Про то, что хороший парень пошел воевать в Чечню, Вьетнам, Афганистан (подставь свое); у него осталась сестра, подруга, невеста (подставь свое); и какая-нибудь сука – чеченская, армянская, еврейская (подставь свое) – эту девушку изнасиловала, купила, посадила на наркотики (подставь свое). А потом парень возвращается, и… Поскольку мой роман «Мачо не плачут» был не похож на эту историю, никто не понимал, как его продавать. Я сломал эту стену с превеликим трудом, после того как устроился пресс-секретарем в издательство «Амфора». А вам как удалось издаться?
Олег: Я год отсылал Brand издателям по имейлу. Из тридцати ответили два или три – отрицательно. Потом я обратился в немецкое агентство, которое занимается правами русских писателей на Западе. И в нем мне посоветовали отправить роман в журналы «Новый мир» и «Знамя». Там его, к моему удивлению, опубликовали. Книга вызвала резонанс, и ее уже напечатали в издательстве «Колибри».
Илья: Мне кажется, молодым авторам трудно издать роман потому, что они хотят издать именно роман. Это абсолютно отжившая литературная форма. В журналах часто есть рубрика, герои которой рассказывают, что они читают. Один – Кастанеду, другой – историю панк-рока, третий – газеты. Но никто не читает романы. Первая фраза книги «Все смешалось в доме Облонских» – это наименее удачный маркетинговый ход сегодня. Если я напишу историю метрополитена или историю чая, это будет в тему. Но не роман.
Олег: Не соглашусь. Все равно весь нон-фикшн построен по форме романа, истории.
Илья: Там нет выдуманных людей. Вот какая первая фраза в вашей книге?
Олег: Она начинается со сведений об Энди Уорхоле. Энди Уорхол – художник словацкого происхождения, родился 6 августа 1928 года в Питтсбурге.
Илья: Вот видите.
Олег: Естественно, роман будет меняться. В XX веке он уже отстранился от читателя и стал себе на уме. Но он не обязательно умрет, просто будут эксперименты с формой. Роман должен удивлять, и тогда он выживет.
Илья: Давайте о другом. У меня есть приятель – Митя Глуховский, фантаст. Он начинает день с того, что смотрит в «Яндексе», сколько упоминаний о нем в новостях. Вам хочется такой славы?
Олег: Нет. Конечно, как и любому писателю, мне не хочется, чтобы меня читали двести человек. Но, с другой стороны, не хочется, чтобы читали и миллионы: я не думаю, что миллионы могут быть правы.
Илья: Есть много книг про потного дикаря, который карабкается наверх, – «Это я – Эдичка» Лимонова, например. Вот сейчас герой напишет роман и всех порвет. А надо писать о том, что происходит после того, как роман написан. Потому что наверху ничего нет. Глуховский считает, что там что-то есть, но он просто не долез до конца. Это в Москве принято поддерживать иллюзии. А в Петербурге – нет: там, где в октябре идет снег, не хочется начинать день с новостей о себе в «Яндексе». Тем более что наверняка прочитаешь какой-нибудь матюг.
Олег: У Глуховского вышло продолжение «Метро 2033».
Илья: «Мачо не плачут» в свое время был продан тиражом сто пятьдесят тысяч экземпляров за считанные недели. И мне предлагали очень большие бабки за роман «Мачо не плачут – 2». Но я не могу согласиться, потому что за этим последует «Мачо не плачут – 3», а потом «Мачо не плачут – 17». Это проблема. Писать то, что не продается, – будешь бедным, писать то, что продается, – сам себя будешь чувствовать дураком. С другой стороны, Сергей Шнуров записал очень свежий альбом «Дачники», под который на саммите в Петербурге танцевали одиннадцать первых леди. Потом решил искать новые ходы, и что? Хочется сказать ему: «Сергей, не надо экспериментов, запиши “Дачники-2”».
Олег: В сиквелах нет ничего плохого. Если бы вы внутренне созрели для продолжения, написали бы. Может, в завершение вы, как человек опытный, дадите мне совет?
Илья: Если вы хотите складывать слова в предложения, я советую вам идти работать в журнал. Писать романы – тухлое занятие, лучше лобзиком выпиливать. Вот так. Но тогда уж и вы дайте мне, разваливающемуся Терминатору-2, совет от Терминатора-3.
Олег: Надо стараться. Я другого способа не знаю.
Илья: Мудро.
досье
Олег Сивун
Двадцатишестилетний дебютант выстрелил в начале 2009 года книгой Brand, жанр которой определил как поп-арт-роман. Это двадцать шесть глав о глобальных марках – от D&G до IKEA, в которых автор рассуждает о том, почему они ему нравятся или не нравятся. Ловкий эксперимент Сивуна, по мнению критики, стал заявкой на прорыв к новой литературной форме. Brand выдвигался на премию «Дебют», но не в номинации «Проза», а в номинации «Публицистика».
Илья Стогов
Его роман «Мачо не плачут» о бесприютном диковатом журналисте, скитающемся по пьяному агрессивному Петербургу 1990-х,– один из лучших портретов эпохи. Впоследствии Стогов не только продолжил метко фиксировать реальность в своих текстах, но и основал в издательстве «Амфора» серию Stogoff Project, где издавались книги других писателей о том, что происходит «здесь и сейчас».
Илья: Когда мне позвонили, я подумал, что молодым в паре буду я и мне нужно разговаривать с Борисом Стругацким или Даниилом Граниным. Это превращение в матерого произошло незаметно. А о социальной роли вашего поколения, Олег, я прежде думал мало. Когда пару лет назад я работал на телевидении, то впервые в жизни оказался не самым младшим в редакции. Я смотрел на своих корреспондентов с большим вниманием. Они всем интересовались и много читали – почти все, что выходило. Сначала они меня порадовали, но потом я пригляделся повнимательнее и понял, что они такие же уебаны, как и большинство остальных людей. И перестал думать о вашем поколении хорошо. Ну, может, сейчас опять начну. Расскажите мне про себя. Вот что вы окончили?
Олег: Университет культуры и искусств. Самую общую специальность, культурологию.
Илья: Как вальяжно, мол, культурология – это ни о чем.
Олег: Ну, если говорить о поколениях, то сейчас люди больше идут на конкретные специальности. Чтобы не просто закручивать шурупы, а знать, как это делать наилучшим способом.
Илья: Я противник обобщений. Пока мы разговариваем, кто-то понял, что не станет теоретиком, будет работать только руками, а кто-то понял, что он теоретик. А остальные девять выпили пива и смотрят телевизор.
Олег: Действительно, непонятно, по каким критериям определять поколение. Мне кажется, для этого нужно сильное социальное событие: война, перестройка.
Илья: Но тут опять проблема. Например, я родом из 1990-х. И главный со временный писатель – Захар Прилепин – оттуда же. Он ученик Лимонова. А мне с лимоновцами не о чем разговаривать, для меня это инопланетяне с зелеными рогами.
Олег: Когда вы начинали, издаваться было легче?
Илья: Издаваться cложно было и тогда, и сейчас, но по разным причинам. В конце 1990-х все опубликованные романы являлись вариациями одного сюжета. Про то, что хороший парень пошел воевать в Чечню, Вьетнам, Афганистан (подставь свое); у него осталась сестра, подруга, невеста (подставь свое); и какая-нибудь сука – чеченская, армянская, еврейская (подставь свое) – эту девушку изнасиловала, купила, посадила на наркотики (подставь свое). А потом парень возвращается, и… Поскольку мой роман «Мачо не плачут» был не похож на эту историю, никто не понимал, как его продавать. Я сломал эту стену с превеликим трудом, после того как устроился пресс-секретарем в издательство «Амфора». А вам как удалось издаться?
Олег: Я год отсылал Brand издателям по имейлу. Из тридцати ответили два или три – отрицательно. Потом я обратился в немецкое агентство, которое занимается правами русских писателей на Западе. И в нем мне посоветовали отправить роман в журналы «Новый мир» и «Знамя». Там его, к моему удивлению, опубликовали. Книга вызвала резонанс, и ее уже напечатали в издательстве «Колибри».
Илья: Мне кажется, молодым авторам трудно издать роман потому, что они хотят издать именно роман. Это абсолютно отжившая литературная форма. В журналах часто есть рубрика, герои которой рассказывают, что они читают. Один – Кастанеду, другой – историю панк-рока, третий – газеты. Но никто не читает романы. Первая фраза книги «Все смешалось в доме Облонских» – это наименее удачный маркетинговый ход сегодня. Если я напишу историю метрополитена или историю чая, это будет в тему. Но не роман.
Олег: Не соглашусь. Все равно весь нон-фикшн построен по форме романа, истории.
Илья: Там нет выдуманных людей. Вот какая первая фраза в вашей книге?
Олег: Она начинается со сведений об Энди Уорхоле. Энди Уорхол – художник словацкого происхождения, родился 6 августа 1928 года в Питтсбурге.
Илья: Вот видите.
Олег: Естественно, роман будет меняться. В XX веке он уже отстранился от читателя и стал себе на уме. Но он не обязательно умрет, просто будут эксперименты с формой. Роман должен удивлять, и тогда он выживет.
Илья: Давайте о другом. У меня есть приятель – Митя Глуховский, фантаст. Он начинает день с того, что смотрит в «Яндексе», сколько упоминаний о нем в новостях. Вам хочется такой славы?
Олег: Нет. Конечно, как и любому писателю, мне не хочется, чтобы меня читали двести человек. Но, с другой стороны, не хочется, чтобы читали и миллионы: я не думаю, что миллионы могут быть правы.
Илья: Есть много книг про потного дикаря, который карабкается наверх, – «Это я – Эдичка» Лимонова, например. Вот сейчас герой напишет роман и всех порвет. А надо писать о том, что происходит после того, как роман написан. Потому что наверху ничего нет. Глуховский считает, что там что-то есть, но он просто не долез до конца. Это в Москве принято поддерживать иллюзии. А в Петербурге – нет: там, где в октябре идет снег, не хочется начинать день с новостей о себе в «Яндексе». Тем более что наверняка прочитаешь какой-нибудь матюг.
Олег: У Глуховского вышло продолжение «Метро 2033».
Илья: «Мачо не плачут» в свое время был продан тиражом сто пятьдесят тысяч экземпляров за считанные недели. И мне предлагали очень большие бабки за роман «Мачо не плачут – 2». Но я не могу согласиться, потому что за этим последует «Мачо не плачут – 3», а потом «Мачо не плачут – 17». Это проблема. Писать то, что не продается, – будешь бедным, писать то, что продается, – сам себя будешь чувствовать дураком. С другой стороны, Сергей Шнуров записал очень свежий альбом «Дачники», под который на саммите в Петербурге танцевали одиннадцать первых леди. Потом решил искать новые ходы, и что? Хочется сказать ему: «Сергей, не надо экспериментов, запиши “Дачники-2”».
Олег: В сиквелах нет ничего плохого. Если бы вы внутренне созрели для продолжения, написали бы. Может, в завершение вы, как человек опытный, дадите мне совет?
Илья: Если вы хотите складывать слова в предложения, я советую вам идти работать в журнал. Писать романы – тухлое занятие, лучше лобзиком выпиливать. Вот так. Но тогда уж и вы дайте мне, разваливающемуся Терминатору-2, совет от Терминатора-3.
Олег: Надо стараться. Я другого способа не знаю.
Илья: Мудро.
досье
Олег Сивун
Двадцатишестилетний дебютант выстрелил в начале 2009 года книгой Brand, жанр которой определил как поп-арт-роман. Это двадцать шесть глав о глобальных марках – от D&G до IKEA, в которых автор рассуждает о том, почему они ему нравятся или не нравятся. Ловкий эксперимент Сивуна, по мнению критики, стал заявкой на прорыв к новой литературной форме. Brand выдвигался на премию «Дебют», но не в номинации «Проза», а в номинации «Публицистика».
Илья Стогов
Его роман «Мачо не плачут» о бесприютном диковатом журналисте, скитающемся по пьяному агрессивному Петербургу 1990-х,– один из лучших портретов эпохи. Впоследствии Стогов не только продолжил метко фиксировать реальность в своих текстах, но и основал в издательстве «Амфора» серию Stogoff Project, где издавались книги других писателей о том, что происходит «здесь и сейчас».
Комментарии (0)